Ехала деревня мимо мужика 1
Дядя Ваня
В тот год я приехал на дачу рано. Благо, что наша линия электропередачи, от которой подходило электричество в мой дом, уже была подключена, и свет в домике был. А это не только свет, но и электрообогреватель, электроплита, телевизор, ну и другие удобства, к которым привык современный человек. Был конец апреля. Уже потихоньку стали съезжаться дачники, особенно пенсионеры, которым надоел город. А здесь прекрасно; свежий воздух, простор, опять же, работа по хозяйству и в огороде, по которой они соскучились в своих клетушках-квартирах и, наконец, общение с соседями по даче и знакомыми.
Короче, иду я как-то, врать не буду, в туалет, а тётя Зоя, моя соседка, тоже приехавшая с мужем на дачу, увидела меня сквозь забор и говорит: «Серёж, ты сильно торопишься?»
«В принципе – пиво пил, — говорю ей, — тороплюсь сильно, но скоро освобожусь, а что случилось, тёть Зой?»
«Да вон там – дядя Ваня», – сказала она как-то неопределённо.
«Счас» приду».
После туалета я подхожу к забору, спрашиваю: «Что, тётя Зоя?»
«Серёжа, вставь нам трубу, а то у меня дядя Ваня что-то никак…»
Сначала я не знал, что придётся дядю Ваню с крыши снимать. У меня была задача просто поставить им трубу.
Их линию электропередачи подключат лишь к майским праздникам, и они ставили железную печку и, естественно, для тяги, им нужно было вставить трубу, удлинив колено, выходящее из окна. Я лезу на крышу и вижу, что на крыше распластан дядя Ваня.
Отдельно следует сказать – дядя Ваня это – особый человек, это – свидетель эпохи. То есть, рождённый в 11-м году прошлого века, воевал в Финскую войну, Отечественную. Про Финскую обманывать не буду, но в Отечественную был дважды ранен. Японцев он, возможно, и не трогал, тоже врать не буду, но в «дачное» время получил удар обухом топора по голове, но это отдельная история. Так вот, залезаю я на крышу и вижу, там лежит распластанный дядя Ваня, прямо по крыше, ровно. Он буквально слился с крышей. Я и не знал, что он до меня пытался вставить эту трубу. Я сделал всё и говорю дяде Ване: «Дядя Ваня, айда!»
«Да!»– отвечает он.
«Чё, «да»? Айда!» – повторяю я и думаю. – Всё-таки старый человек, надо помочь спуститься».
«Да! Да! Да!» – отвечает дядя Ваня.
Тётя Зоя снизу кричит: «Серёжа, а он встать-то может?»
«Не знаю, я ему помогаю встать потихоньку, а он никак не встаёт».
«Дядя Вань, ты вперёд проходи, – говорю, – а я тебя чуть-чуть поддержу за руки».
Я думал хоть немного его поддержать, а он вообще уже никакой. Ну, что говорить, старый человек. Как был у него «ресурс», он видно весь его выработал, когда ещё лез на крышу. А куда деваться, надо как-то выходить из сложившейся ситуации. Взял я тогда этого ветерана двух войн на плечо, хорошо, что весом он был не больше годовой подшивки газеты «Комсомольская правда», и начал спуск по лестнице. Положение осложнялось тем, что между их домом и моим забором расстояние было совсем небольшим, и поэтому лестница стояла почти вертикально. Но поскольку тётя Зоя не числилась в ветеранах ни одной из прошедших войн и, к тому же, была женщиной крестьянской и очень сильной, она нас и удержала на лестнице, вместе с дядей Ваней. Да, пожалуй, так оно и было.
Мышь
Вот такая я сирота. Конечно, дома я себе поесть приготовил – «второе». Но ведь надо человеку поесть «горячее». А тут тётя Валя кричит мне через забор: «Серый, айда, супчику поедим».
«Чего это Серому супчика-то не поесть?» – думаю я.
Пошёл я, похлебать супчику. А у тёти Вали были ещё тётя Надя и внучка – «Анюша». Похлебал, значит, я супчик, говорю:
«Спасибо, конечно, Я пойду помаленьку домой, дел ещё много на сегодня».
Отошёл я недалеко, как услышал истошный крик, и сразу подумал: «Или током кого-то убило, или кипятком обварило».
Я бегу обратно, а оказывается – всё по-другому. Это крестница моя, Анюша, искусственным «мышом» испугала женщин. Мне другое понравилось, я опущу подробности, но некоторые хромоногие тётки, добежали до туалета, а это где-то метров 40, за время, которому бы позавидовали и Асафа Пауэлл и сам Усэйн Болт, у которых мировые рекорды по стометровке. Тётя Надя бежала и кричала, точнее, было бы сказать – орала, она ужасно боялась мышей. А тётя Валя сидела спиной и не сразу поняла, что происходит. А когда обернулась и увидела, что Анюта держит мышь, тоже немного покричала, побежала было, но уже где-то на середине пути бег её медленно перешёл на шаг, и она прижавшись к стволу ближайшей яблони, сквозь смех и слёзы, на мой вопрос «что случилось?» смогла протяжно вымолвить лишь одно: «А-ня!» И я понял, что бежать до туалета ей уже просто не было смысла.
Ведро и…бабушка
После того, как у бабушки зажила нога, и она более-менее могла передвигаться, естественно она приехала на дачу. А? Вы, наверное, не в курсе, что с ней случилось? Хорошо, если вы не слышали, могу повторить.
…Заходим как-то; я, со своей любимой дочерью Алёной и со своей любимой сестрой Людой к бабушке. А она накануне сломала руку. Мы пришли её «пронаведать», и она сразу засуетилась, ведь одной-то рукой что-то можно делать, блины нам начала печь, то одно, то другое на стол выставлять, как положено бабушке. И говорит: «Ой, ребята, как получилось плохо, что я сломала себе руку. Ведь я и подать-то вам ничего не могу. Ох, лучше бы я сломала себе ногу!»
Времени проходит мало-мало. Ну, может быть, месяца полтора, ну – два, три. Звонит мой телефон. Кого же я слышу? Я слышу тётю Валю (младшую бабушкину сестру) И тётя Валя кричит: «А-а-а-а-а-а-а!!!» Я уж подумал, что всё – вся родня умерла, не меньше! Спрашиваю: «Тётя Валя, что случилось?»
«Бабуля!» – отвечает она и опять в крик.
Я подумал: «Ну, всё – померла!»
А она, оказывается, только ногу то ли подвернула, то ли сломала.
«Ты быстрее езжай в «Пироговку». Её сейчас туда привезут».
А мне до этой «Пироговки» от моего дома ну, может быть, всего две остановки. Я там был уже минут чере десять. И ждал бабушку часа полтора, это точно. А был какой-то праздник и, в общем-то, я был не трезвый. И вот я жду бабушку и даже уже устал её ждать. А там киоски рядом стояли. И тут ещё пуржило, было прохладно. Ну, не без этого, немножко попивал. Пивко. Всё-таки расстроился – несчастье с бабушкой. И, потом, надо быть в форме, вдруг увижу бабулю и в обморок упаду.
И вот, наконец-то они приезжают; дядя Ваня (брат моей бабушки), тётя Галя (его жена), ну и, наша «женщина» на носилках. Причём, дядя Ваня, видимо, был «оторван» от праздничного стола (всё-таки был, наверное, мужской праздник). От него разило живой водкой так сильно, что запах распространялся на всех окружающих, и врач «Скорой помощи» сначала подумала, что пьяны все и больше всех та, которая со сломанной ногой. И вот, короче, привозят бабушку. А она в своей шубе из искусственного хорька, в валенках, со своей сумкой, куда помещались все её аптечки, со связками ключей от дверей, даже к тем замкам, что лет десять, как поменяли. И вот её привезли, сделали снимок. Ну, а потом надо было узнать «а что дальше?». Дядя Ваня, вроде как, «пьяноватый», тётя Галя женщина робкая. Я и тот и другой в одном лице, но, я вроде как внук. Пошёл узнавать. И всё-таки был какой-то праздник, врачи тоже все «гуляли». Я захожу к доктору и говорю: «Доктор, ну, «чё», как?» Он говорит: «Ну, по снимку, в принципе, не больно плохо. Идите, сдайте анализы». Я говорю: «А как, «чё», где?»
«Баночки там, идите, сдавайте», – отвечает он.
Мы берём эти баночки, кладём к ней на кушеточку, вернее уже на каталку. И я думаю «Ну, а где всё это таинство совершать? В туалете, наверное?» И мы едем с ней в туалет. А в «каталках» ручки поуже, чем сами «каталки». Мы с разгона в дверь залетаем. У нас ручки-то вошли, боковушки вошли, но мы застряли с ней ближе к середине. А она у нас лежит на этой каталке. Медсестра орёт:
«Ты куда её, дурак везёшь?»
«Анализы сдавать», – отвечаю я.
«Там же есть для этого кабинет!».
А мы её выдернуть назад уже не можем. Каталку заклинило. Я кричу: «Дядя Ваня, толкай!» Он её толкает так, словно застрявший «КАМАЗ». Ноги его «прокручивают». Тётя Галя тоже не лучше выглядела. Кое-как мы вытолкнули эту злосчастную каталку. Я попросил тётю Галю сдать с бабушкой анализы, где там у них положено. Они, наконец, их сдали. А времени уже много, на улице – ночь глубокая. Я говорю: «Дядя Ваня, вы езжайте с тётей Галей, а я пока ещё останусь».
Мы вышли к трамвайной линии. Но какие трамваи, на часах – двадцать минут третьего? Посадил их в такси и вернулся в больницу. Там я забрал бабулю с каталкой, и мы поднялись на какой-то этаж, в хирургическое отделение. Я помнил, что тот, мой «знакомый» хирург, который принимал бабушку и рассматривал её снимки, сказал мне, что у неё сломана шейка бедра. Я так понимаю, что это, наверное, где-то в районе… Ну, где?.. Где бедро? Ну, где? Около попы! Ну, конечно, где бедро – там и шейка. Я так думал, что там и сломалось всё это дело-то. Мы приезжаем.
Сестра говорит: «Это к вам», и катнула бабушку к врачу. Врач, ну, хирург, наверное, её поймал и потом начал ей пятку «цементировать». «Рельсу» какую-то «присобачил» к ноге. А я думаю: «Ну, блин, дела, тут все пьяные что ли?» А тот вот валит – бинтует и бинтует. Ну, я смотрел, смотрел на это, а потом культурно так говорю:
«Доктор, это не мое конечно дело, но что ты ей бинтуешь сейчас?»
«Вот, – говорит он, – по снимку».
Я подумал, может он читать уже не умеет, кричу:
«Доктор, у нее бедро сломано!»
«Я бедро-то и делаю», – спокойно отвечает он, а сам ей пятку к железке привязывает. Я ему опять говорю:
«Так это же не бедро. Бедро оно вот где!»
Он говорит: «Молчи, парень».
И замотал ей пятку с железкой, а потом ещё трубу принёс. Тоже замотал. Вся нога в гипсе, в бинтах. Вот такие дела. Но это ещё не всё. Определив, таким образом, бабушку на «казённые харчи», я стал ориентироваться к дому. Как я уже говорил, мне от «Пироговки» всего две остановки. Время – половина четвёртого ночи. Я подумал: «Что мне ехать на такси-то, пройду-ка я пешком». Не очень-то и холодно было. До своего собственного дома дохожу. У меня под мышкой шуба «норковая», ну та, что из искусственного хорька, в руках – валенки и сумка, с ключами от всех дверей на свете. Я подхожу, а из-за угла дома выезжает милиция. Машина подъехала и остановилась. Выходит, «товарищ при погонах» и говорит: «Здравствуйте!»
«Здравствуйте!» – миролюбиво отвечаю я.
«А куда вы идёте?» – спрашивает.
«Домой!» – отвечаю.
«А что вы несёте?»
А я говорю: «Да вот!»
Они, видимо, фарами то меня осветили, и, наверное, поняли, что такие шубы не воруют, с валенками и сумкой, порезанной и порванной во многих местах. И мы мирно разошлись…
Ну, так вот, возвращаясь к сегодняшнему дню. Приехала бабушка на дачу. Ну, и как всякому нормальному человеку, ей было необходимо хоть иногда, но посещать, то место, куда ещё царь пешком ходил. Так вот вопрос то, как раз и был в том, что посещать его она не могла – неудобно было ей приседать. Ну и мы приспособили ей ведро, оплели его края, чтобы ей не резало мягкое место, и поставили ведро в зарослях малины. И вот однажды, то ли долго посидев на нём, то ли по какой другой причине, она не смогла с него встать. И кричит: «Серёжа! Серёжа!»
Тут дядя Володя прибежал, сосед через дачу. Говорит: «Тамара, давай я тебе помогу!»
«Да я на ведре сижу».
«Да ну и что ж, что на ведре сидишь, давай помогу».
Тут из соседнего дома бежит младший внук хозяина – Женя, которого послал на помощь услышавший крики дед: «Женёк беги! Баба Тамара, наверное, упала».
Та увидела его и просит:
«Дай мне вон тот куст, Женя! Я на ведре сижу! Дай куст, я может, поднимусь!»
Ведро, видимо, так врезалось в мягкое место, что старушка, и упасть не упадёт никак и ничего не может сделать – нога-то не работает. Женя подал ей куст, она за него подтянулась, вроде привстала, а ведро-то не отлипает – торчит. Видно, «присосалось». Женька примчался ко мне, запыхался, кричит: «Серёга, тебя бабушка зовёт!» Я бегу! Кое-как её в малиннике нашёл. Поднимаю, а она поднимается вместе с ведром. Я её тогда под мышки подхватил и держу, а ведро ногой сшибаю, сшибаю, сшибаю, а оно не сшибается… Здорово присосалось! Еле оторвали её от «туалета»…
По поводу этой интимной темы вспоминаю ещё один случай, связанный с дачей. Там у нас уже к тому времени был построен двухэтажный дом. Собрались все. Мы с женой и с детьми, брат жены со своей женой и с детьми. Ну, естественно тёща, тесть и ещё была наша собака – Воланд, немецкая овчарка. Все кроме тёщи, тестя и меня с собакой спали на втором этаже. А мы, стало быть, ночевали внизу. Я бы тоже, возможно, спал на втором этаже, но мне с собакой там просто неудобно. И гулять её надо выводить, да и вообще, она пока всех не оближет и мокрым носом не «потычет», не уснёт. А там дети, а это – крик, визг. А им это на руку, лишь бы не спать. И потом, утром собака всех ни свет – ни заря будит. Так вот поэтому, я и спал внизу, а Воланд на коврике, под моей кроватью. В одно прекрасное утро тесть, как всегда, встал рано. Встал и куда-то ушёл. Что-то уже делал по хозяйству. Тёщи тоже в доме не было. Я ещё подрёмывал. Но уже соображал, что скоро тоже придётся вставать. Входит тёща и, видя, что я уже потягиваюсь и просыпаюсь, задает странный риторический вопрос, обращённый в никуда: «Кто из вас не брезгливый?» Я задумался. Нас всего, кроме вошедшей тёщи, из «брезгливых» и «небрезгливых» было двое: это – собака и я. Собака затаилась, ей, видимо, тоже не понравился этот вопрос. «Ну, я», – сказал я, думая, что, может быть, нужно что-то после кого-то доесть или допить. А может просто что-то попробовать. «Ну, пошли, – сказала тёща, и мы вышли из дома в сад. – На, рукавички надень, пригодятся». А у неё самой в руке была лопата. В общем, я ещё не до конца проснулся и толком не понимал, зачем мне были нужны рукавички, и куда она несёт лопату. Дорога наша скоро повернула к маленькому деревянному домику, который обычно хозяева ставят в дальнем углу сада.
«Дальше ты иди один, а то пахнет, меня подташнивает, – подписала мне приговор тёща и остановилась. – Там надо лопатой сбоку под туалетом подкопать, чтобы «всё» в сторону ушло и под дыркой было больше свободного места». Только теперь, после её слов, я окончательно проснулся. Когда я таким образом «подкопал» и вернулся в дом, собака искусно притворялась спящей, а стоило мне подняться на второй этаж и рассказать об этом всем, думаю, что их хохот разбудил многих соседей в округе.
Сергеич
Познакомились мы на рыбалке. Его дача выходила прямо на озеро, куда я ходил иногда ловить карпов. «Говорят, что у каждого рыбака есть свои секреты, про остальных не скажу, но у меня они были». Когда кого-то удивлял мой удачный улов, меня спрашивали: «А на что ты ловишь?» Я отвечал так, как когда-то отвечали мне:
«Хлеб, червяк», – хотя ловил на перловку.
Видимо прослышав про мои хорошие уловы, он решил тоже узнать это секрет моего успеха, но не узнал более того, что я говорю всем. Зато сообщил, что раньше он этих карпов ловил, проходя по берегу Тихого океана, видимо – невидимо. По поводу уловов не знаю, но то, что он там был – это похоже на правду. Татуировка на его теле, где оно всё было опоясано цепями, говорила, что уж он-то, точно моряк – это по любому. Хотя на плече у него был ещё парашют, с оскалом какого-то зверя внизу. Одни говорили, что он служил на подводной лодке, другие считали его «афганцем». А он работал преподавателем на военной кафедре одного из вузов, звали его Николай Сергеевич, фамилия – Моисеев. Было ему около 60-ти лет, плюс – минус года 2 в каждую сторону. Потом мы с ним познакомились ближе, я бывал у него в гостях, иногда помаленьку выпивали. Как-то я пригласил его в баню. Отдыхая после бани, он вдруг спросил:
«Серёжа, ты любишь хоккей?»
«Нее-е, Сергеич, я больше – футбол».
«А помнишь 1972-й год?» – спросил он, не слушая мой ответ на предыдущий вопрос.
«Конечно! О чём разговор? Серия матчей с Канадскими профессионалами», – ответил я, удивляясь тому, что я это знал, ибо родился несколько позже.
«А ты помнишь нашу пятерку? Фетисов, Касатонов, Харламов… кто-то ещё и… Моисеев?»
«Моисеев? А кто такой Моисеев?»
«Сережа, так это же я!» – вскрикнул Сергеич.
«Не может быть! – возразил я и продолжал, – Такой хоккеист Моисеев был, но Юрий Иванович, но в тех играх он не играл и потом, если бы ты был тот, за кого себя выдаешь, то мы бы с тобой просто не могли сейчас беседовать».
«Почему?» – удивился Сергеич.
«Он умер два года назад».
«Жаль! Ну, значит я другой Моисеев, но тоже – хоккеист…»
…Как-то раз рыбачим. И не клюёт, ну вообще не клюёт ни как. Так, поймали маленько карасиков. И тогда Сергеич говорит:
«Пойдём за грибами!»
«Нет! Что, значит, идти за грибами? Это надо 3 километра идти до моей дачи, потом собраться, переодеться – не идти же в болотных сапогах. Снова придти сюда. А уж отсюда направиться в лесопосадку».
Я запротестовал. Да и жара стояла страшная.
«Лучше уж на охоту», – пошутил я.
«Тогда айда с тобой на охоту?»
«Куда? На охоту?» – обалдело переспросил я.
«Ну, как куда? Уток стрелять! Да нет у нас здесь ни уток, ни ондатр. В прошлом году были две утки, два выводка и два селезня и всё. И потом, а где у тебя ружьё-то?»
«Есть! У меня есть ружьё с оптическим прицелом», – похвалился Сергеич.
«Ну что ты опять врёшь, – возразил я. – У тебя, наверное, карабин с оптическим прицелом и как же ты в утку стрелять будешь? Ну, как же ты пулей в утку, ты же её пулей – вдребезги!»
«Нет! – утверждал Сергеич, – я ей прямо в глаз стреляю!»
А надо заметить, что у него вместо дачи стоит «кунк», чтобы было понятно, поясню. Это кузов от армейского ГАЗ-66, предназначенного для радиолокационной станции. И вот мы с ним всё разговариваем, разговариваем, про уток, про то, как он, лёжа на крыше этого «кунка», попадает им уже не просто в глаз, а именно в правый глаз, потом меня всё это как-то задевает и, я ему говорю:
«Слушай, Сергеич, а откуда у тебя ружьё-то такое?»
«А вот откуда», – и он рассказал следующее…
…Оказывается, наш Моисеев Николай Сергеевич, «игрок национальной сборной по хоккею 1972 года», был родом из поселка Прибрежный. Будучи ещё солдатом, он как-то приехал в отпуск, на родину. А там раньше заповедник был. И вот там в это время охотился Министр Обороны – Гречко.
«А я с пристани ловил чехоней. Только закину – и чехонь, только закину – и чехонь. А тот в это время охотился на кабанов».
Мне сразу в рассказе Сергеича эта часть не понравилось, на кабанов – летом?! Летом на кабанов никто не охотиться, у них шкуры нет, у них мясо воняет, извиняюсь мочой. А он продолжал:
«Министр выходит, а я чехоней ловлю – удочку так вот закидываю и на пустой крючок ловлю».
Как там у них возник разговор, я уж не помню, но закончился он тем, что Сергеич сказал маршалу, что, мол, он неправильно охотиться. И как-то так получилось, что дали ему стрельнуть и Сергеич, куда-то там попал. И кончилось тем, что министр подарил ему это ружьё и даже на прикладе что-то там написал, но в концовке там была надпись на латунной табличке. Я ему говорю: «Ты мне ружьё-то это покажи. Ну, на самом деле, где это всё…»
«Счас» покажу, сначала «маньяка камышового» проводим и покажу».
А надо сказать – есть у нас ещё один друг – «камышовый маньяк». Зовут его Саша. Он проректор какого-тоучилища по «стряпичным» делам. Он тоже в годах, ему где-то лет 60, А нам просто известен как «камышовый маньяк». Он ловит карасей в камышах.
«Сашка сейчас уйдёт, и я покажу, – продолжал Сергеич, – а то он мое ружьё скрадёт».
Вообще, если честно, не верю я ему. Так, ни фига, ружьё и не показал. Ничего подобного. Хотя, конечно, человек он не плохой. Сейчас у него жена-то умерла, и он продолжает один растить 4-х детей: двух сыновей и двух дочерей. Насчёт Афганистана, может где-то, что-то и приврал, не знаю, но подводником он был всегда. Ещё жена его об этом говорила, когда нас выгоняла из «евонного» «кунка». Вот такой он Сергеич.
Равиль
Представляю трех человек совершенно разных по отношению к футболу. Я – человек, любящий футбол безгранично, который не пропускает ни одного матча; ни «домашнего», ни выездного. Женька, мой троюродный брат, которому нечего делать, постольку – поскольку он на каникулах, да и мы его до этого побрили, и ему выйти на улицу стыдно. И третьим является охранник – Равиль. Равиль – это лучший татарин на свете! А почему он лучший? Да потому что у меня было море знакомых татар, и они все «выкочевряживались» – «Да вот, как же мы?» Но сало ели все, и свинину ели все, и «выкочевряживались», а этот тоже ел, и не «выкочевряживался». Короче, я считал его лучшим татарином на свете. И как получилось – «мы» играем со Швейцарией. Население Швейцарии – миллион 200 тысяч. Население России, вместе с Чечнёй, за которую сейчас играет команда «Терек» и которая наверняка в этом году выйдет в первый дивизион, естественно на много-много больше. Как теперь получается? Получается, что мы «швейцарцам» проигрываем со счетом 1:3. Наш татарин, Равиль, сидит рядом и говорит: «Вот, зашибись, скоро мы будем играть с Ханты — Мансийским округом».
«А почему именно с ними», – спрашивает Евгений, второй наш болельщик.
«Они от нас скоро отделяться, и мы будем с ними играть», – продолжал Равиль.
«А почему же так», – не понял я
«А так, смотри сам, в Ханты – Мансийском округе холодно. Они будут играть не в бутсах, а в этих… как их – унтах. Представь чемпионат Европы. Играют ханты, манты, россияне, ну, и итальянцы, к примеру. И как вы думаете распределятся места? А вот как – итальянцы на первом, потом ханты и манты (хотя они играли в унтах), а наши на последнем. Почему? Потому что россияне вообще играть не умеют».
«А в чём здесь логика, что-то я не пойму. Причем тут унты? Им что в унтах играть безопаснее что ли, по ногам бьют, а им типа того не больно? – вмешиваюсь в рассказ я со своим вопросом. – И потом, Ханты-Мансийск – это Западная Сибирь, точнее – среднее течение Оби. Во-первых, это уже не Европа, это за Уралом; а во-вторых, там вроде ещё не так уж и холодно, чтобы ходить в унтах?»
«Да, Серёжа, пожалуй, здесь логики нет никакой. И вообще здесь нет ничего, кроме жалобы на Российский футбол. Как-то наш великий вратарь Лев Иванович Яшин спросил у Пеле: «Ну, когда же наша команда займёт первое место по футболу?» На что Пеле ответил оригинально: «Тогда, когда сборная Бразилии, займёт первое место по хоккею».
«Да, для того времени этот ответ был достаточно понятен, но будь сейчас жив Яшин, я уверен, он бы спросил не только про футбол, но и про тот же и хоккей. Стыдно не только за футбол, но, в последнее время, и за хоккей. И вообще, хватит с ними носится, как с писаной торбой. Футболистам никаких стадионов строить не надо – пусть в лес едут, да играют на поляне с деревьями вместо ворот, а хоккеистам – дать «калду» во дворе и пусть шайбу гоняют до одурения. «Дворовым командам» во дворе и играть», – снова вмешиваюсь я в рассуждения Равиля. В ответ он только глубоко вздохнул.
Игроки (Рассказ бабы Тамары)
Пошла я как-то по рынку побродить, в магазин за порошком зайти, да и так по мелочам надо было кое-что купить. Было у меня рублей сто с «хвостиком». Купила очки, гамаши, и осталось у меня пятьдесят рублей с мелочью. Уже увидела, в каком углу порошки. Иду. Тут, откуда не возьмись, ко мне подбегает девчонка, со словами: «Бабулечка, выдерните мне, пожалуйста, талончик. Я там играю».
«Да, ну давай», – говорю я и выдёргиваю талон.
«Ой, надо бы левой рукой».
«А что же ты мне не сказала? А я правой!»
«Бабулечка, вы 10 рублей выиграли. Ой, я тогда не буду. Пускай бабулечка ещё раз сыграет для себя, а мне этого не надо».
И с этими словами она уходит, а потом перерядилась в другую одежду и опять пришла. И я опять выдёргиваю «выигрыш», но уже в 50 рублей. Меня видимо захватил интерес. Я говорю: «Ну, давайте деньги-то!»
А мне в ответ:
«Нет! Мы их должны разыграть! Кто будет разыгрывать!»
И хвать, та самая девка кричит: «Я!»
И тоже выигрывает 50 рублей. Нам говорят:
«Кладите ещё, кто сколько может. На кону цветной телевизор – 9400 рублей».
Что же делать, я кладу ещё 10 рублей. 10 рублей она кладёт. И опять выиграли вместе как бы, одинаково. Нам говорят: «Кладите ещё!»
«Да у меня больше и денег нет, – говорю я, – отдайте мне мои 50 рублей, и я уйду, а то мне и хлеба, и порошка не на чего купить. Я уж свои прошу деньги. Не выигрышные, а свои хотя бы забрать хочу».
А мне говорят: «Нет! Нет! Нет! Ну, давайте, давайте, разыгрывайте, разыгрывайте!»
Наскребла я последние – 14-ть рублей. Кладу. И та набрала точно такую же сумму. Обратно мы вместе. Они нас «шельмуют», это точно.
Я говорю: «Всё! У меня денег больше нет!»
«А мы, – говорят, – ещё и серьги берём и кольца тоже. Давайте!»
У меня кольцо было простое, но блестело. А рядом «лбы» такие стоят как наш Серёжка, штуки четыре. Я опять начала просить: «Нет, нет! Никаких серёг у меня нет! Отдайте мне мои 50 рублей, и я уйду. Я уж мелочь-то не прошу, отдайте «хош» 50. Порошок купить не на что».
Потом эта девчонка раз… и убегает. Бросила все деньги, (она знает, что друзья её подберут) и «побегла», вроде как в туалет. А я уже плачу – «отдайте мне мои 50 рублей!», бегу за ней в туалет, подбегаю, спрашиваю «охранницу»: «Забегала ли сейчас сюда девчонка?» Та говорит: «нет!» Тут выходит из кафе мужчина, такой пузатый, представительный.
Я его спрашиваю: «Дядечка, вы случайно не милиционер?»
«Я и милиционер, и не милиционер. А что вам надо?»
«Да вон меня заставили играть, я не хотела, так они меня насильно заставили играть. Проиграла 70 рублей, а денег больше нет. Я и не хотела играть».
А он мне говорит: «Бабулечка, так зачем же вы играли, как вы не хотели, а играли. Не надо было играть».
Потом вижу, идут два милиционера, я им кричу:
«Сыночки, вот они меня заставили играть. Я не хотела, а они заставили». А сама плачу.
«Бабушка, да зачем вы связываетесь с дураками. А ну-ка собирайте свои чемоданы и уходите отсюда», – закричали на них. А что они? Они зашли за угол и опять свою игру развернули.
А я опять причитаю: «Пусть они хотя бы мне пятьдесят рублей отдадут», – я всё девку ту жду.
Тут парень один, видимо, умный, подошёл и сказал:
«Бабулька, никакие тебе деньги не отдадут, а девка та, давно уже на такси уехала и, наверняка, уже дома».
Стою, плачу. Милиционеры им сказали и ушли. А я всё стою. А парень мне под ухо говорит: «Идите домой. Той девки здесь нет».
А я ему говорю:
«Да вы дайте мне номер этого магазина, где такие телевизоры дают, и где та девка работает, чтобы я её нашла, и она мне деньги вернула. Когда она сначала «побегла», я ведь было её догнала, и она мне прокричала: «Где я тебе твои деньги… (матом)… возьму, на вот мелочь. Сунула мне мелочь, ту, что я в конце насобирала.»
«Да зачем мне мелочь, отдай мне 50 рублей», – и от своей мелочи отказалась.
«Где я их тебе… (матом)… и «побегла».
А я осталась ни с чем. Ладно, ещё купила очки и гамаши, не то бы все деньги проиграла. Я потом прихожу к женщинам, которые смотрят телевизор и говорю:
«Ба! Всё чёрно-белый смотрите, а я цветной выиграла».
«Как!? Где!?»– они ко мне с вопросами.
«Где? На Кировском рынке. Только вот всё времени нет, в магазин сходить да получить…»
___________________________________________________
В процессе работы были использованы
рассказы Колесова Сергея Анатольевича.
Примечания
- «…Ехала деревня мимо мужика, вдруг из-под собаки лают ворота. Выбегла дубина с мальчиком в руках, а за ним тулупчик с бабой на плечах. Кнут схватил собаку парить мужика, а мужик со страху – бац под ворота. Деревня закричала: «Мужики горят! Сарафаны с бабами на пожар спешат». Небылицы-перевертыши – один из видов народного творчества, прозаическое или стихотворное повествование небольшого объёма, как правило, комического содержания, в основе сюжета которого лежит изображение нарочито искажённой действительности, порой доведённой до абсурда.
Оставьте первый комментарий