…Они были в пути уже вторые сутки. Вторые сутки мимо поезда мелькали запорошенные снегом леса, небольшие деревушки, переезды с опущенными полосатыми шлагбаумами, светофоры и небольшие станции. Вторые сутки с громом и стуком колёс проносились мимо встречные поезда, медленно проплывали большие станции больших городов. Сергей лежал на верхней полке и, не отрываясь смотреть в окно. Полка была в последнем купе вагона, за стеной располагался тамбур и туалет, где всё время, и день и ночь, толпились ребята. То и дело хлопала дверь, выбегали, кто покурить, кто попить, кто ещё за чем-нибудь. В другое время всё это мешало бы и раздражало Сергея, но сейчас он даже не замечал этого. Мысли его были далеко, там – дома, откуда он уехал 14 ноября. А сегодня уже – семнадцатое…
Накануне отъезда Сергей почти весь день бродил по улицам знакомого с детства города. Под ногами хрустел ледок, но солнце кое-где растапливало прихваченные морозцем лужицы. Небо было голубое и чистое. Сергей любовался знакомыми с детства улицами, перед глазами стояли картины недавнего прошлого, на душе была какая-то грусть и ностальгия по тому времени. Последний перед отъездом день Сергей провёл дома, сидел на диване, слушал свою стереорадиолу, осматривая комнату так внимательно, словно пытался запомнить надолго все мелочи, останавливая взгляд на каждом предмете. На душе было волнительно и тревожно. Где-то он будет завтра? Всего сутки, даже меньше, отделяли его от неизвестного и нового в его жизни – «армии». Мама тихо проходила по комнате, нет-нет да их взгляды встречались. «Тяжело ей, наверное, сейчас – думал он, но успокаивал себя, – что поделаешь, ведь армия – есть армия». «Мама», очень любил Сергей это слово, никогда не говоря грубо – «мать», всегда – «мама». Отца у него не было, конечно, раньше он был, но ушёл от них, когда Сергею было два года. Сергей считал, что у него нет отца, не было, и нет… Завтра она останется здесь одна, а он уедет, и от этого ком подходил к горлу. Вечером Сергей долго не мог заснуть. Сама мысль, что это последняя его ночь дома, не давала этого сделать. Он всё думал, вспоминал, наконец, где-то уже ближе к утру забылся. Будильник разбудил его в 6 часов. Позавтракал, взял в небольшой рюкзачок, последний раз окинул комнату, и они с мамой вышли из квартиры.
Было воскресенье. Для кого воскресенье, а для кого понедельник новой жизни. У стадиона уже толпился народ; где-то в компании слышались переборы гитары, рядом пели песни. А Сергей был лишь с мамой. Он больше никого не хотел видеть рядом в этот день. Они стояли отдельно, говорили о пустом, о чём-то совсем не главном, но оба думали об одном, оба посматривали на часы. Наконец мама не выдержала и, прижавшись, к сыну заплакала. «Ну вот, этого ещё не хватало, – подумал Сергей, – и так тяжело на душе, а тут – слёзы». Сергей успокоил её, но глаза всё равно уже были на «мокром» месте. Она, то переставала плакать, то плакала незаметно опять. В 8 часов всех призывников пригласили за ворота стадиона.
Сергей поцеловал маму: «Всё будет нормально, не плачь!».
«Пиши, сынок! Слышишь – пиши!» – тихо промолвила мама.
«Обязательно, обязательно, мама!»
«Ну, я пойду».
«Да, да иди сынок, хотя, постой, дай я тебя ещё раз поцелую и пойдёшь».
Сергей наклонился и ощутил тепло маминых губ. Он посмотрел последний раз на маму и вошёл в ворота. Через несколько минут призывники построились, им сделали перекличку и все расселись в автобус, который минуты через две, вырвавшись из объятий провожающих, покатил по улицам утреннего воскресного города. Через час они пересели в электричку, а уже через часа три были на областном призывном пункте, в Сызрани, где их снова строили, считали, проверяли. Пока распределили в казарме, с двухъярусными нарами. Вместе с другими призывниками Сергей постригся и стал похож на настоящего новобранца. Скоро стали вызывать на заключительную комиссию, распределяющую по родам войск. И какое же было разочарование от того, что его записали в железнодорожные войска. Хотя Сергей мечтал о ВДВ. Он в своё время усиленно занимался спортом, в частности борьбой «самбо» и посещал парашютную секцию в ДОСААФ.1 И после трёхмесячных ознакомительных занятий, с отработкой элементов управления парашютом на тренажёрах и их самостоятельной укладкой – было совершено 3 прыжка с самолета Ан-2, с высоты 1000 метров, с принудительным раскрытием купола. В результате чего был получен 3-й разряд по парашютному спорту.
Конечно, было понятно, ростом он не вышел, да и, действительно, полгода как окончил железнодорожный техникум. Всё правильно, но он решил не отступать. Весь следующий день буквально по пятам ходил за майором-десантником, приехавшим за партией молодых. Рассказывал, доказывал, просил, даже предлагал рисовать газеты и выпускать боевые листки, так как он уже второй год заочно учился в университете искусств, на факультете станковой живописи и графики.
Наконец – уговорил. «Ладно – будь, по-твоему, заберу тебя в десант, направим в учебную дивизию на «механика-водителя», там рослые не нужны», – согласился майор и взял у председателя комиссии документы Сергея. – Жди по радио команду на построение».
Ночью их «команду» подняли и после проверки, они проследовали на станцию, где сели на поезд и остаток ночи провели в пути. Утром состав прибыл в Ульяновск. Здесь они пробыли весь день, и их даже сводили в кинотеатр на фильм. Ближе к ночи они были посажены на поезд, в котором ехали уже вторые сутки. Поезд шёл на запад. Где-то позади, осталась Москва, приближались к Белоруссии…
Сергей прислушался к разговору, доносившемуся снизу. Там о чём-то оживлённо спорили со старшиной – десантником, сопровождающим их до части. Потом долго слушали его рассказ о службе, о том, что ожидало каждого из них. Сергей тоже слушал, свесив голову с полки, и завидовал ему, завидовал, что для него всё кончилось, что скоро этот старшина поедет домой. А тут только начало. И мысли вновь возвращались к дому, к последним дням, проведённым на «гражданке». Он отвернулся к окну и вновь стал смотреть на мелькающие шпалы и голубоватые рельсы. Смеркалось. Остановились на станции города Минск. Поезд стоял недолго из него никого не выпускали. Какая-то девушка собирала письма, которые призывники бросали из окон. Сергей тоже выпустил в раскрытое окно два письма, написанные накануне. Он видел как они, кружась и переворачиваясь, упали на перрон, как девушка подняла их, сунула в толстую пачку таких же писем и пошла дальше. Сергей проследил, как она потом подошла к почтовому ящику, висевшему на здании вокзала и долго просовывала все письма внутрь, наверное, заполнив ими за один раз сразу весь ящик полностью.
Белоруссия! Поезд шёл по Белоруссии. Сергею почему-то вспомнилась песня: «Белый аист летит, над полесьем, над тихим жнивьём…». «И действительно, как в песне», – думал Сергей. Маленькие домики, разбросанные по холмам. Сырость, болота, сосны. Белоруссия! Здесь была война, может даже вот здесь, где сейчас проезжают они. Приближалась Литва.
Вильнюс встретил неожиданно светящими надписями вокзала на русском и литовском языках, непонятной речью на перроне, а, иногда, и понятной, чем-то напоминающей русскую. Поезд простоял около получаса, и вновь лязгнули автосцепки вагонов, вновь по составу передалась волна от пришедшего в движение локомотива, и поезд стал медленно набирать ход. Под тихий мерный стук колёс и покачивание вагона, так и не найдя ответ на вопрос – «Куда же нас всё-таки везут?», Сергей не заметил как задремал. Разбудила его резкая команда – «Подъём!» А где-то в начале вагона уже отдавали распоряжения: «Строиться выходи! Вещи не забывать! Дневальным навести порядок!» Сергей спустился с полки, снял рюкзак и вместе с толпой таких же, как и он, наголо подстриженных ребят, выбрался через узкие двери вагона на перрон. На здании вокзала на русском языке было написано – «Гайжюнай». Их построили, проверили и затем рассадили по машинам. Колонна машин тронулись и скоро въехала в лес. Влажный воздух, пропитанный смоляным запахом, врывался в закрытый тентом кузов. Сергей стоял рядом с кабиной и смотрел вперёд, но ничего, кроме освещённого фарами кузова передней машины, он не видел. Тёмным силуэтом вырисовывались ели и сосны по обеим сторонам дороги. Сергей посмотрел на часы – 15 минут второго. «Тут, наверное, время то уже другое, другой часовой пояс, – подумал он. – Странно, но я живу ещё пока по своему – Куйбышевскому времени».
Вот, наконец-то, лес поредел, показались огни и машины одна за другой направились в сторону освящённых домов. «Да здесь целый город!» – удивился он. Машины остановились на площадке, возле одного из зданий с огромными окнами, и послышалась команда: «К машине!» Потом был снова медицинский осмотр, распределение по подразделениям, и первая в армии баня, после которой Сергей облачился в новенькое хлопчатобумажное обмундирование и сапоги. Всё это сидело на нём как-то смешно и необычно. К тому же, сапоги чуточку жали, да и вообще, Сергей не мог понять, как это в армии можно ходить всё время в сапогах и в холод и в жару. Выйдя из бани, он почувствовал прохладу ноябрьской ночи. Какой-то сержант привёл его в казарму и сказал: «Жди старшину. Скажешь, что тебя сюда определили». Пока не было старшины, Сергей осмотрел казарму. На койках, в два яруса, спали солдаты. У тумбочки стоял дневальный. На стене висело расписание занятий, а рядом – адрес того места, куда он прибыл. Видимо, он был написан для того, чтобы его сообщить родным. Сергей переписал. Он, наконец-то, понял, что попал в 44-ю учебную дивизию Воздушно-десантных войск, которая дислоцировалась в Литве, недалеко от Каунаса, вблизи городка Ионава, на реке Нярис. И что он был определён на обучение специальности механика-водителя авиадесантной артиллерийской самоходной установки (АСУ-57). Кстати здесь высокий рост как раз даже мешал.
Из всех вещей, что остались у него после всех проверок были: электробритва, мыльница с зубной щёткой, да тетрадь с конвертом и набором ручек. Остальное всё либо отобрали, либо выбросили перед баней. Старшину ожидать долго не пришлось. Вошёл невысокий старший сержант, дневальный указал Сергею на него и шепнул: «Старшина». Сергей подошёл, доложил, как мог и сразу понял, что старшина пьян. Он стоял, опёршись на край стены в одной руке держа указку, в другой – радиоприёмник, из которого раздавалась какая-то западная музыка.
«Так, – наконец сказал старшина, оглядев Сергея. – Усы, значит, сбрить! Откуда родом?»
«Из Самары» – почему-то сказал Сергей.
«Из Самары, значит? – хитро протянул старшина. – Ну, ну! А что разве есть такой город? Есть Куйбышев!
Понял? Нечего под блатного косить. Какое у меня звание знаешь?»
Сергей ответил: «Старший сержант».
«А как звать меня будешь!»
Сергей на миг задумался и неуверенно сказал: «Старшина».
«Правильно! Молодец! – обрадовано воскликнул старшина. – А теперь иди в бытовку, сбрей усы и спать!»
«Понял?» – он приподнял указкой подбородок Сергея. «Так точно!» – ответил Сергей. «То-то же. Иди!»
Сергей брил усы, когда старшина вновь появился перед ним. Шатаясь, он вошёл в бытовую комнату, сел на стул и уставился на Сергея.
«А ты понимаешь, что я уже скоро два года как служу, а в отпуске не был ни разу. Понимаешь, каково мне? Ни черта ты не понимаешь! Послужишь – узнаешь – то ли жаловался, то ли рассуждал старшина, потом спросил. – Усы сбрил? Покажи».
«Потянет, а теперь – спать».
«А где мне лечь, товарищ, старшина» – спросил новобранец.
«Идём» – старшина привёл его в спальное помещение и указал на одну из коек. – Твой взвод сейчас в наряде по столовой, пока ляжешь здесь».
«А она не занята?» – засомневался молодой солдат.
Что? – протянул старший сержант. – Забыл кто я?»
«Нет! Старшина!»
«Вот именно и я здесь самый главный. Ложись, говорю!»
Сергей снял сапоги, разделся и лёг. Время было около пяти часов утра. Ему не спалось. Минут через десять он услышал тяжёлые шаги старшины, подошедшего к его койке. Сергей приоткрыл глаза. Тот возился в карманах куртки, листал военный билет, тряс его.
«Деньги что ли ищет?» – подумал Сергей.
Ничего не найдя, сержант бросил «х/б» на табурет и удалился. Всё это не очень понравилось Сергею. Неужели в армии так везде? Господи, как здесь всё непривычно! Сергей лежал на втором ярусе коек, в самом наихудшем расположении духа. В шесть часов раздалась команда дневального: «Батарея», подъём!» И сразу со всех сторон раздался скрип пружин – это вскакивали и спрыгивали со своих коек солдаты. Все куда-то бежали и торопились. «Строиться, – как потом догадался Сергей. – А потом на физзарядку». Сергей тоже встал и не знал, куда ему деться. Потом оделся и пошёл в столовую знакомиться со взводом.
Выйдя из казармы, Сергей попал под струи дождя, было прохладно и сыро. Он пересёк плац части, прошёл мимо двух трёхэтажных зданий и вошёл в стеклянные двери, над которыми значилось «Солдатская столовая». Там он увидел того самого сержанта, который привёл его в казарму и не найдя больше никого знакомых, подошёл к нему. Весь день он крутился как белка в колесе: накрывал на столы, причём, на две смены, убирал посуду, мыл кружки, бегал по залу то туда, то сюда, выполняя задания старших. К концу дня он уже не мог ходить, в новых намокших сапогах он сильно натёр ноги. Перематывал по нескольку раз портянки, но толка было мало, да он и обматывать ноги ими правильно ещё не умел. В конце наряда дежурный по столовой велел ему и ещё одному полному парню вынести отходы. На обратном пути к столовой их остановили четверо высоких широкоплечих ребят.
«Слушай, – сказал один из них, глядя на новую шапку Сергея. – Дай мне шапку, зачем тебе она, домой всё равно не скоро, а мне уже близко».
«Не могу, – возразил Сергей, – старшина накажет».
«Что? – протянул долговязый и, сорвав с Сергея шапку, надел на его голову свою, похуже. А пока Сергей, опешив, смотрел, как примеряет его новую шапку обидчик, стоящий рядом второй верзила, сорвал с головы Сергея шапку долговязого и сменил её на свою – ещё хуже и старее. Сергей пытался возвратить свою шапку, но сильный и резкий удар в живот заставил его нагнуться и в тот же миг он почувствовал боль от пинка ногой по лицу. Его полного друга, бросившегося на помощь Сергею, тоже свалили куда-то в снег.
«Ну как, ты доволен?» – спросил долговязый.
«Доволен», – сквозь зубы промычал Сергей. «Дембеля» рассмеялись и удалились. Ребята пришли в столовую, и Сергей рассказал пришедшему туда старшине, уже проспавшемуся после вчерашней попойки о случившемся. Старшина долго кричал и тоже отпустил парочку подзатыльников и приказал, во что бы то ни стало, добыть шапку, где угодно. Воровать или грабить, таким образом, Сергей бы не смог и поэтому, вечером он написал письмо домой, с просьбой выслать перевод, рублей десять. Первое письмо из армии. Сергей писал его, и ему хотелось плакать. «Вот – письмо, и то будет дома через три-четыре дня, – думал он – а мне до дома целых два года. Да, печально началась для меня служба».
Ноги, натёртые в новых сапогах, ныли и саднили. В казарме Сергей лёг уже в своём взводе, на место, 
которое ему указал командир отделения. Лёг и сразу заснул. Команда «подъём!» прервала его сон. Быстро одевшись, Сергей, вместе со всеми, выбежал из казармы. Было темно и холодно. Взвод построился, и сержант громко скомандовал: «Бегом – марш!» Начали бег быстро. Первые метров двести Сергей «шёл» нормальным темпом. Следующий, примерно такой же отрезок, тоже пробежал терпимо. Потом дорога пошла на подъём, и он устал. Ужасно кололо в правом боку. Ноги стали ватными, не хватало воздуха. Все ещё бежали нормально, а Сергей уже не мог. Сержант то бежал впереди, то вдруг оказывался сзади и подгонял отстающих пинками ног и ударами метровой палки. Сергей старался в это время из последних сил догнать ребят.
«Сколько ещё надо бежать? Сколько? – думал он. – Уже не могу! Сейчас упаду… Не могу!» И это слово «Не могу» вставало перед ним, всё больше и больше увеличиваясь в размерах. Он уже не ощущал утренний холод – было невыносимо жарко. Он расстегнул верхнюю пуговицу «х/б» потом вторую, но легче не стало, ноги подкашивались, он отставал и отставал… Когда они добежали до какого-то здания – стрельбища (как потом узнал Сергей), послышалась команда «Кругом – марш!» Сергей надеялся, что сейчас последует команда «Шагом – марш!», но команды не было и все продолжали бежать. Сергей ужаснулся. Это что же ему надо было ещё обратно пробежать то же расстояние, где он сейчас чуть не умер?.. Он ни о чём уже не думал, бежал и бежал и только видел спины своих сослуживцев, слышал их шумное дыхание и топот сапог по лужам и грязи. Пот буквально умывал лицо Сергея, а сержант бежал также спокойно и ровно, как будто бы только начал свой бег. Иногда кто-нибудь из солдат поскользнувшись падал, увлекая за собой рядом бегущих, они быстро вставали и догоняли строй потных товарищей. Навстречу им светили огни военного городка, а вокруг лес и лес, лишь где-то левее виднелись контуры вышек парашютного комплекса.
Сергей от кого-то слышал, что от парашютного городка до казармы – 2 километра. Значит, сколько всего получилось? Да где-то около восьми. Это что же, каждое утро такое мучение? «Вот тебе и десант! Сам напросился. А, впрочем, всё это следовало ожидать» – рассуждал солдат. Сергей не помнил, как он добежал до спортгородка. Там всех ждали следующие испытания. Приказав сесть на брусья, сержант стал считать: «Раз-Два! Раз-Два!» и, закрепившись одними ногами, ребята стали качать «пресс». После нескольких раз уже не возможно было подняться без помощи рук. Далее сержант приказал всем обняться за плечи и продолжать те же самые «подъёмы», но уже не по отдельности, а всем вместе. Это было намного труднее, ведь теперь чёткость выполнения зависела от каждого. Не мог подняться один – «зависали» все, крича и ругаясь на того – одного. Потом была перекладина. Здесь Сергей мог сделать подъём – переворотом только два раза. «Будешь учиться ночами, – сказал командир отделения, – надо не менее шести раз».
Наконец все забежали в казарму. С этого дня Сергей стал думать так: «Зарядка кончилась – считай день уже прошёл!» Видимо потому, что эта зарядка была самым трудным испытанием из всех испытаний, приходящихся на день. Потом шёл утренний осмотр. Здесь тоже сержанты не «сюсюкались». Утренний осмотр проходил чётко и строго. Пока Сергея не трогали (новенький), но на завтра обещали скидок не делать и ему. Первые дни многому его научили. Он понял, что полгода службы в этой учебной дивизии будут для него настоящей школой выживания. Пожалуй, от такой службы дни начнёшь считать. Кстати, сегодня шёл седьмой день, как он уехал из дома. Всего лишь седьмой, только седьмой…
А сколько таких дней ещё ожидало впереди. Со своими изнурительными тренировками и до изнеможения спортивными занятиями, сбитыми в кровь руками при вождении и обслуживании техники в холодном парке и растёртыми от мокрых сапог ногами, грозными утренними осмотрами и изнурительными нарядами, бессонными караулами и изматывающими лыжными кроссами. А чего только стоили марш-броски на каждый очередной прыжок от расположения казармы до аэродрома, который естественно находился не рядом (где-то километров в 10-15-ти) и, конечно, по полной боевой выкладке. Когда бежишь по сугробам заснеженного леса и жадно глотаешь воздух, весь мокрый насквозь (так, что военный билет потом приходилось на батарее просушивать), за плечами и рюкзак, и автомат, и противогаз на боку, и подсумок с «магазинами» к автомату и думаешь: «Ну, и зачем ты здесь? Строил бы себе где-нибудь в тайге узкоколейку, а может на тепловозе работал. Нет, захотелось мальчику романтики десантной службы» Добегаешь до аэродрома и, в дополнение ко всему выше сказанному, с «радостью» узнаёшь от сержанта – командира отделения, что в норматив не уложились, а это значит, что после прыжков – обратно в городок, снова марш-броском. «Ё-моё! Какой дурдом! Всё – это конец! Я не выдержу! Однако – выдержал…»
И был тот марш-бросок и другой и третий. И уже потом, в войсках, куда по окончании учебного подразделения, их: 5-х командиров машин и 3-х механиков-водителей, направили в Псков, в 76-ю гвардейскую Черниговскую Краснознамённую десантно-штурмовую дивизию, которая, среди всех дивизий ВДВ, считалась спортивной, и ею всё время в «учебке», сержанты пугали всех курсантов. Всё пришлось испытать и пережить. И прыжки с парашютом на Псковское озеро; летние и, особенно, зимние, выезды на месяц–два на полигон под село Струги Красные, на боевые стрельбы, и проживание там, в палатках в 30 градусный мороз; испытания техники на закрытом полигоне одного из полуостровов Чудского озера; участие в празднике – освобождения Пскова от немецких захватчиков, с настоящей переправой через реку Великая, при артиллерийской поддержке и полной пиротехнической инсценировкой боя. Не забыть и учения с десантированием техники и её швартовкой, укладкой и перекладкой парашютов. Кстати, его парашют, который надёжно раскрывался при прыжках, имел очень символичный номер – «1313», да и номер самоходки далеко от этого не отошёл – «313», а парк вообще опечатывался печатью с конкретным номером – «13». Эта, ставшая и счастливой и любимой, цифра, потом сопровождала Сергея и на «гражданке», обозначая день будущей свадьбы – 13 июля. И, конечно, не забыть и то, как при 
выполнении учебного задания самоходка с экипажем, передвигаясь по льду замерзшей речки, провалилась под лёд. И как именно здесь проявились те качества взаимовыручки и взаимопомощи десантников, когда другие экипажи, развернули свои «машины» и направили их в тёмную и холодную воду на помощь друзьям, чтобы мощными тросами вытянуть их на кромку берега. Не забыть и то, как при десантировании с борта нового тогда самолёта Ил-76, в четыре потока: два с задней рампы и два с правого и левого бортов, вдруг уже при раскрытии купола, услышал над собой гул самолета, почувствовал снос парашюта в сторону и провал. Ничего не было видно, всё было в тумане – прыгали буквально в облака. 
Потом стало ясно, что за 
первым «кораблём», летел в «караване» следующий, но на меньшей высоте, и поэтому его фюзеляж скользил по уже раскрытым куполам парашютов и «гасил» их. И, конечно, на всю жизнь врежется в память 17 февраля 1978 года. Когда плохо отстрелявшись, там же на полигоне, в Стругах Красных, по приказу начальника артиллерии, которого за высокий рост солдаты в шутку прозвали «Стропа», «батарея» в полном составе была оставлена в чистом поле копать окопы для самоходок, ломами и лопатами вгрызаясь в промёрзшую землю. Это, кстати, и было единственным способом согреться в морозную ночь, которая тянулась и тянулась как вечность.
И уже потом, оглядываясь назад, вдруг подумаешь: «А ведь это здорово, что служил именно в десанте! И что армия – это действительно настоящая школа жизни! Школа жизни с множеством разных проблем и вопросов, ожидавших мужских решений… И каждый день был словно маленький бой, в котором во что бы то ни стало надо одерживать победу. Победу над самим собой…
Но обо всём этом Сергей пока не знал, и думать не думал, ему ещё только предстояло пережить эти полгода «учебки» перед отправкой в войска. А сегодня шёл только седьмой день его службы. Всего лишь седьмой, только седьмой… Уже потом, в череде продолжительных дней, ему, особенно запомнится один. Высыпали они как то все утром из дверей казармы и остановились поражённые красотой. Малиновый восход окрасил горизонт, где то выше в небе этот цвет постепенно ослабевал, и переходил в голубой небесный цвет. Небо было чистое-чистое. А малиново-розовый цвет был везде; и на горизонте, и на здании казармы, и на белых берёзах, и на земле. Было начало марта, и уже чувствовалось тепло солнца, снег наполовину сошёл. Скамейки, дорожки и плац были уже свободны, лишь разве что покрыты кое-где тоненьким стеклом льда. А воздух! Воздух был чистый и уже весенний. И хотелось дышать, дышать и дышать глубоко-глубоко…
Оставьте первый комментарий