«Невозможно представить Россию без Волги.
Невозможно представить Волгу без Жигулей».
I.
…Скрип вёсел слышу, вижу – скольженье лёгких стругов
И сотни солнц над Волгой рассветами встают1.
То ветер раздувает ширь парусов упругих,
Лихие командиры дружины в бой ведут.
И крик «Сарынь на кичку!» проносится над Волгой
И крик «Сарынь на кичку!» повторят далеко
И хлопанье пищалей2, и фальконетов говор3,
Нависнув тучей смертною меж волжских берегов.
А люд на площадях утихомиришь разве,
Тех, кто открыл ворота «разбойничьим» войскам?
Они встречают Разина, у них сегодня праздник,
Лишь летописец старый всё придает листкам.
И снятся мне ночами обрывки царских грамот,
Язык «прелестных» писем стараюсь я понять.
Давно минуло время всех ратных дел Степана,
Но всё сильнее хочется о жизни той узнать.
Я целый день в музее брожу по гулким залам,
Я обложился книгами в тиши библиотек,
Я в Жигулях, где листьев осенние пожары,
Сжигают с каждым годом семнадцатый тот век.
А что горам? Они ведь живут ещё той жизнью,
Они её свидетели – горы и река.
Всего лишь триста лет в их миллионной жизни,
По-моему, ничтожно маленький пустяк.
А я вот перед ними совсем – совсем бессилен
И годы те нельзя уже увидеть и вернуть.
Лишь можно их почувствовать в плаче сильных ливней,
Когда с неба падает и печаль и грусть…
…Среди редких елей, на третьей ступени Девьей горы, был раскинут шатёр атамана. До шатра, сделанного из натянутых парусов, с коврами, расстеленными по земле, вели рубленые сходни. Под самой горой, в бухте, стояли боевые челны и струги. Сам Степан Тимофеевич возлежал на подушках и, куря свою трубку, всматривался в линию дальнего берега. Был конец августа. Ветер с Волги чуть шевелил полотнища шатра. О чем думал атаман? Что его беспокоило?..
Пока все складывалось удачно. Выйдя из Астрахани 20 июля, с 11 тысячным войском повстанцев, они уже 4 августа были возле Царицына. Захватив город, быстро продвигаясь вперед, к середине августа подошли к Саратову, где были встречены с хлебом и солью. Также хлебом и солью, да ещё и колокольным звоном, 26 августа встречала их Самара. Численность повстанцев увеличилась до 20 тысяч человек. Разин спешил. Он стремился захватить Симбирск – сильно укреплённую крепость, важнейший стратегический пункт.
С того далекого 1670 года прошло много лет. А, впрочем, много ли? Для человеческой жизни, да – очень много, а для Жигулёвских гор, которым миллионы и миллионы лет – нет ничто. Жигули, словно каменные страницы древней книги, повествующей о седом прошлом нашего края. Стоя на вершине Молодецкого кургана, испытываешь необъяснимое чувство полёта. Внизу бескрайная водная гладь и бесконечный простор. И находясь здесь, вдруг вполне реально представляешь картины прошлого, когда по этому волжскому простору плыли парусные суда восточных купцов, а царские корабли и купеческие барки везли свои товары вниз к Каспию, а далее в Персию и Бухару. А из глубин Азии добегали до нас и мчались по местным тропам и дорогам несметные орды кочевников. И простой русский человек находил на берегах великой реки, в окрестных горах и лесах пристанище и приют.
Отсюда волжская вольница высматривала проплывающие по Волге суда, и как только загорался огонь на наблюдательном пункте, из многочисленных бухточек и островков выплывали навстречу судну на своих утлых лодках «удалые добры молодцы». И над водной гладью реки далеко разносилось громогласное: «Сарынь, на кичку!» Это означало – голь, чернь на нос судна. И услышав этот крик, бурлаки, тянувшие лямки, бросались наземь, рабочие на судне ложились на носу палубы лицом вниз. Это было гарантией сохранения их жизни.
…Пламя костра, гонимое ветром, осветило золотом искр сдвинутую на лоб красную бархатную шапку атамана, подбитый лисицей чёрный кафтан, красный полукафтан, выглядывающий из-за отогнутой полы кафтана, пистолеты за кушаком и зелёные сапоги с блестящими подковками. Внизу у подножия горы горели костры, и слышался хмельной говор и песни под звуки домры…
Атаман не мог знать, что наступление на Симбирск, к которому он подойдёт 4 сентября не принесёт ему успеха. Хотя войско гарнизона из 4 тысяч человек, которое возглавлял родственник царя, воевода И. Б. Милославский, будет частично убито, рассеяно, взято в плен, а часть отступит в кремль и будет находиться в осаде в течение месяца. А пришедший к нему на помощь с двумя рейтарскими полками и несколькими сотнями дворян, воевода Ю. Н. Борятинский. будет разбит и позорно сбежит с остатками своих людей. И что лишь подошедший по личному указанию царя – Алексея Михайловича, князь Ю. А. Долгорукий, с войсками карателей, заставит Разина потерпеть поражение. А сам атаман с прострелянной пулею ногой и рассеченной саблей головой в сопровождении небольшого отряда преданных казаков пустится на лодке вниз по Волге.
По пути на Дон Степан Разин сделает остановку в покинутом ранее лагере у села Большая Рязань, где будут оставлены тяжелораненые и немощные дружинники. А разрозненные отряды разинцев, преследуемые наседавшими царскими войсками будут отходить по правому, горному берегу Волги. Многие из них высадятся с барок и стругов ниже села Ширяево и, спасаясь от стрельцов, спрячутся в лесах, ущельях и пещерах Жигулевских гор.
Сколько людей прошло по тем каменистым тропам, по которым ходим и мы, сколько ног сгладило эти когда-то острые камни, сколько дождей их омыло. Спустимся в овраг по ту сторону Молодецкого кургана. Когда-то, лет тридцать назад здесь была деревянная лестница, но, видимо, сгнила. Под мягким покрытием прошлогодней, а, возможно, и позапрошлогодней листвы рассыпаны камни. Мошкара и ветки деревьев лезут в лицо. В овраге пасмурно и сыро. Внизу, в воде – огромные скользкие валуны, пройти по берегу Волги невозможно, его как такового нет; лишь каменистые глыбы и отвесные скалы. А это, значит, предстоит – подъём, изнуряющий и выматывающий подъём. Через несколько минут от напряжения начинают подрагивать ступни ног и колени, а также приходит ощущение тяжести рюкзака, в котором всего и лежит то «штормовка», фляжка с водой, два фотоаппарата, да страховочная веревка с «карабинами». Вся одежда – хоть отжимай. Капли пота стекают по лицу. Толи от быстрой перемены высот, толи от физического напряжения — «закладывает» уши. Лишний раз убеждаешься, что какими бы относительно невысокими не были наши Жигули, но это всё-таки – горы и к любой встрече с ними надо подходить серьезно, так как даже невысокие горы, могут таить в себе много опасностей. (Об этом свидетельствуют и обелиски, и памятные плиты на склонах гор, которых в последнее время прибавилось.)
А мы продолжаем подъём. И было бы легче, если бы еще не эти, постоянно уходящие из под ног, осыпающиеся камни! Правда, по оврагу, на всем его протяжении, лежали и большие камни, словно высыпанные кем-то специально. А впрочем, почему бы и нет? Однажды, спускаясь со Стрельной горы (а Стрельная гора, как известно, высшая открытая вершина Жигулей, высотой чуть более 370 метров) я обратил внимание на трухлявые брёвна, лежащие поперек оврага, которые буквально рассыпались от прикосновения к ним. Выше них была уже почти разрушенная постройка, в очертаниях которой ещё можно было угадать подобие навеса, а, возможно, смотровой площадки. А ниже, по оврагу, были разбросаны камни. Причём, многие из них покрытые мхом. Если учесть что по близости не было скалистых мест, а был только лес, да и до обрывистого берега Волги было далеко, то возникает вопрос: «Откуда здесь могли появиться такие огромные камни?» Конечно, трудно поверить в то, что это было одно из оборонительных укреплений разинцев от государевых войск, когда восставшие крестьяне, защищаясь от наседавших царских солдат, специально таскали в гору камни для того, чтобы в случае необходимости, подняв заслоны из бревен, и скатить их на головы неприятеля. А впрочем, почему бы и не поверить в то, что это так и было?
14 апреля, на Дону, в Кагальницком городке богатые казаки под руководством войскового атамана К. Яковлева схватят Разина и выдадут его царскому правительству, а 6 июня 1671 года он будет казнён на Лобном месте, в Москве. Узнав об этом предательстве казаков на Дону, один из подвижников Степана Разина – атаман Федор Шелудяк, верховодивший в то время в Астрахани, поднимет свои дружины в поход на Симбирск – опору царских войск на Волге. По суше на конях и по реке на стругах выйдет войско в 5 тысяч человек, которое по мере приближения к городу будет пополняться отставшими ранее от Разина повстанцами, а также беглой вольницей, вышедшей из лесов и тайных становищ. Кроме того, к ним присоединяться казаки атамана Ивана Константинова, всё ещё не потерявших свою власть в Самаре. Симбирск попытаются взять приступом дважды. И дважды царские войска отобьют натиск голытьбы. В бою погибнет Иван Константинов. Горькое чувство неудачи будет преследовать Федора и останется одна надежда – укрепиться в Жигулях, собрать сюда всех бедных и обездоленных, накопить силы для нового наступления.
Жигули, как много они могли бы нам рассказать, если бы могли говорить. Например, то о чем передавалось от поколения поколению, как здесь в стародавнюю пору бились русские витязи во главе с богатырем Ильей Муромцем с татарскими ордами. Небо затмили стрелы кочевников, гул стоял от сечи – горы вздрагивали, лист с деревьев валился. Окружили их русичи, обойдя с двух сторон тайком через Яблоневый буерак да Сухую Брусяну, но выбили из захваченного ими поселения. С тех пор и называется оно «Муромский городок».
А сколько названий осталось в истории, связанных с одним из отчаянных атаманов волжской вольницы Ермаком Тимофеевичем и его сподвижниками, легкие струги которых также подплывали к берегам Жигулёвских гор. До сих пор тропу, ведущую на крутой берег Волги, в устье Аскульского оврага, близ села Ермаково, где атаман держал совет со своими помощниками, называют Ермаковой тропой. Прикидывая, что стоят богатства этих гор, оглядывал их соколиным взором Петр –I, оставив на одном из скалистых выступов Лысой горы, что близ села Моркваши, боевым топором – бердышом, свою подпись… Многое видели эти горы, многое помнят, но и о многом они молчат – не торопясь раскрывать свои заветные тайны людям.
…Струги Федора Шелудяка приближались к подножию Молодецкого Камня. Но что это?
Высокий кряж курился. Один из пожилых казаков, сидящих на носу струга, рассказал предание о том, как проплывал раненый Степан Тимофеевич мимо Жигулей и попросил товарищей причалить к берегу. Пристали к Молодецкому Камню, на руках, вынесли атамана из рыбацкой лодки. А он вынул из кармана свою трубку, бывшую неразлучной спутницей во всех его ратных походах и зарыл ее в землю. Отплыв от берега, видно было с лодки, как над крутым курганом поднимался синий дымок – курилась трубка Степана Разина…
Проплыв далее вдоль Жигулёвской гряды облюбует он за селом Моркваши удобное место для наблюдения – каменистый утёс, отвесно обрывавшийся в реку. Видя безысходность положения своих войск, и желая сохранить жизнь людей, атаман пойдет на переговоры царскими воеводами и графом П. В. Шереметьевым, обещая запретить своей вольнице воевать, если царь выдаст охранную грамоту всей поволжской голытьбе. Но на Среднюю Волгу всё пребывали и пребывали правительственные войска. И вот уже на утёсе, облюбованном Шелудяком, разинцы отбиваются от государевых войск и, вырываясь из окружения, плывут вниз по реке к Каспию. Но 27 ноября падёт и Астрахань, будет схвачен и казнён Федор Шелудяк.
II.
…С поручней слизали краску сотни рук,
Дождь осенний затаился в сотнях луж,
А на пристани скучает старый круг,
Пожалев, что закатился в эту глушь.
Пристань старая вздыхает тяжело,
Нацепив пенсне испорченных покрышек.
С низеньких мостков мужчина пожилой,
Удит рыбу в окружении мальчишек.
Всхлипывают где-то вёсла – плавники,
По щекам реки, размазав слезы – волны.
Разбрелись по берегу пни как пауки
И деревья обнажили свои корни.
И деревья обнажили свои корни,
Опустив их в прохладные волны реки.
Словно руки, в морщинах и ранах,
Лечат волжской водой старики…
Летом, 1870 года, на Волгу, с целью поработать на природе, отправились Илья Ефимович Репин, со своим братом Василием и товарищами – художниками: Федором Александровичем Васильевым и Евгением Кирилловичем Макаровым. После долгих советов с бывалыми людьми, выбор их остановился на Жигулях. И действительно Жигули поразили их своей красотой и пространством, которое, после учебных мастерских и коридоров Императорской Академии художеств, просто не вмещалось в альбомы из-за непривычного кругозора. Позднее, Репин об этом напишет так: «Волга представлялась мне какой-то музыкальной пьесой вроде «Камаринской» Глинки. Она начиналась заунывными мотивами тянувшихся бесконечно линий от Углича, Ярославля, переходила в красивые мелодии в Плесах, Чебоксарах, до Казани, волновалась, дробилась, уходила в бесконечные дали под Симбирском и, наконец, в Жигулях разразилась таким могучим трепаком, такой забирающей «Камаринской», что мы сами невольно заплясали – глазами, руками, карандашами и готовы были пуститься вприсятку».
Солнечная Поляна – небольшой, живописный уголок в Жигулях, на берегу Волги, расположенный рядом с поселком нефтяников – Зольное. В этом районе во время войны началась промышленная добыча нефти. Но сейчас рассказ будет о другом. Это тихое село интересно тем, что именно отсюда начинается путь к «сердцу» Жигулёвских гор — Каменную чашу. Так названо место слияния Каменного и Ширяевского оврагов, где в окружении гор, из-под каменных карнизов бьют кристально чистые холодные струи трех родников, со звоном стекая по каменным глыбам. Чтобы попасть в горную долину Каменная чаша, необходимо преодолеть перевал, путь к которому начинается в конце улицы Нефтяников, от домика лесника. Но по дороге к нему задержимся возле необычного дома на улице Песчаной. Здесь над аркой ворот из виноградных лиан поднимается деревянная громада лося, рядом фигура медведя и тут же, в саду — аисты и журавли, как бы в весеннем хороводе, вращающие карусель. Этот необыкновенно красивый дом давно стал местной достопримечательностью. А всё это сделано на радость детям и взрослым, живущим в Солнечной Поляне, руками хозяина дома – Александром Егоровичем Чарушкиным.
Ну а теперь в путь! Тропа на перевал начинается по заросшему лесом оврагу и, дойдя до развилки, мы продолжим движение по левой тропинке, которая ещё некоторое время продолжает виться по оврагу, а затем поднимается вправо круто вверх. Подъём довольно затяжной и тяжёлый. Приходиться обходить и лежащие на пути упавшие деревья, и обнажённые корни растущих. И, кажется, потом, после подъёма на вершину, будет легче, ведь будет спуск. Но это далеко не так. Потому что, если при подъёме преодолеваешь силу, которая тянет тебя назад, то при спуске ты опять же противишься силе, которая торопит тебя быстрее спуститься вниз. А при наличии весомого рюкзака, это уже, для некоторых, становиться проблемой. Но будем считать, что она преодолена, и мы продолжаем свой маршрут. Каменный овраг оправдывает свое название, спуск к родникам лежит по каменистому дну, словно составленному из больших каменных ступеней. Кое-где огромные каменные глыбы выступают на боковых склонах оврага. И, наконец, сквозь листву деревьев показался просвет и на солнце сверкнул куполок небольшой часовни. Вот она – Каменная чаша.
…Впервые художники высадились в неизвестной стране – «на Волге» против самой лучшей, по их мнению, точки Жигулей, на пристани города Ставрополь Самарский. Место, на котором стоял в то время Ставрополь, теперь скрыто водой. Но тогда, художники наняли, по их словам, воровского вида извозчиков и попросили отвести их в город, на квартиру, где «было бы можно пожить недели две, чтобы им и пищу готовили». Извозчики, не внушавшие путникам доверия, привезли их к дому Буянихи. Там приняли их настороженно, как потом выяснилось, хозяевам они, из-за «гладкой» стрижки, показались беглыми арестантами. И даже был приглашен сосед, старый солдат с кременным пистолетом, и все обитатели дома не спали всю ночь, прислушиваясь у дверей постояльцев. В свою очередь Репин с товарищами забаррикадировали все окна, на случай, если разбойники полезут к ним. «Край-то неизвестный, дикий». Но, пожив несколько дней, они уже не затворяли ни дверей, ни сундуков. Наняли на неделю лодку, переплывали на другую сторону Волги и пропадали целыми дням в непроходимых, вековечных лесах Жигулевских гор. А в начале июня оставили дом Буянихи и переехали на новое место проживания в Ширяево.
…Бревенчатый, пятистенный, построенный в середине XIX века, дом (взъезжая изба мещанки Буяновой), в котором жил Илья Ефимович Репин со своими друзьями в начале лета 1870 года, был перенесён из зоны затопления в 1955 году и до сих пор существует. Одна половина дома жилая, её занимает Леонтьева Ирина Владимировна, мама которой, прожив 93 года, поселилась в этот доме в 1936 году. По воспоминаниям Ирины Владимировны, «кто здесь только не жил; и председатель сельсовета, и какой то продавец, и скорняк, и что весь дом был разделён на 4 квартиры и стал почти коммунальным». В октябре 1988 года, в свободных от жильцов комнатах, общей площадью — 22 квадратных метра, после передачи горисполкомом этих помещений отделу культуры, было решено здесь создать историко-литературный центр «Дом Репина». И некоторое время он существовал. Теперь же на доме только мемориальная доска, напоминающая нам о сопричастности его к творчеству известного художника.
Правда, следует заметить, что сейчас та часть дома, где жил Репин временно передана под творческую мастерскую Николаю Петровичу Чекмареву, члену Союза художников, члену Союза кузнецов России. Работает Николай Петрович в специально оборудованном сарае, что расположен во дворе, рядом с домом. Окна дома теперь закрывают узорчатые решётки, а возле мемориальной доски повешен фонарь, в красивой металлической оправе, выполненный под старину. Также найдено много интересных решений интерьера небольших комнат. Радует сердце то, что сейчас здесь живет и работает человек не только сохраняющий эту часть дома, но и принимающий немалое участие в его украшении.
Каменная чаша имела раньше еще одно название – кордон Колоды. От верхнего родника,, вытекающего из под каменного уступа до места соединения двух оврагов, были проложены долблёные деревянные колоды. Сейчас их заменили металлические трубы и желобки, по которым родниковая вода течёт между деревьев и камней вниз. На водопой приходят многие обитатели заповедника. Кстати, нелишне будет напомнить, что все наши передвижения к Каменной чаше осуществлялись по территории «Жигулёвского государственного природного заповедника имени И. И. Спрыгина», который был организован, правда, под другим наименованием, по решению Совнаркома в далеком 1927 году.
От родника по долине Ширяевского оврага мы попадаем в село Ширяево, расположенное в его устье. В этом селе сохранились дома, построенные еще в прошлом веке. А в старом карьере, возле села с 1887 года добывался строительный камень, а на восточном склоне Поповой горы – редкий известняк, который использовали при производстве стекла. До сих пор на берегу стоит высокая кирпичная труба, оставшаяся от печи для обжига известняка. Это село – родина поэта Александра Абрамова (Ширяевца), с которым был дружен Сергей Есенин. После скоропостижной смерти поэта, в 1924 году, Есенин посвящает ему стихотворение «Мы теперь уходим понемногу…», Впервые оно было напечатано в журнале «Красная новь» под заголовком «Памяти Ширяевца». И, конечно же, главной достопримечательностью села и его окрестностей является то, что здесь, летом 1870 года работал над своей знаменитой картиной «Бурлаки на Волге» Илья Ефимович Репин.
…В Ширяево художники сняли половину избы, принадлежащей Ивану Алексееву, причём сошлись на тринадцати рублях за все лето. Не поняли сначала жители села истинных намерений приезжих, не нравилось им что их «списывают на картинку» и дело чуть не дошло однажды до расправы и только «Печать Императорской Академии художеств», показанная им на академическом свидетельстве привела их в такую робость, что заставила раз и навсегда отказаться от своих намерений. И именно здесь Репин искал выразительные типы бурлаков, при необходимости он переправлялся в лодке к подножию Царева кургана, где бурлаки делали остановку, и рисовал, рисовал, рисовал. Он буквально охотился на бурлаков. А позже и сами бурлаки подходили к художнику и предлагали списывать картинки с них, когда узнали, что за это он даёт по 20 копеек.
Больше всего художник работал с Каниным (стариком, идущим впереди всех на картине). Репин признавался, что считал для себя праздником тот день, когда он писал этюд с «моего возлюбленного предмета – Канина». В то время, когда бурлаки позировали, прицепивши лямки к барке и повиснув на них грудью, ширяевцы даже и близко не подходили посмотреть. В их глазах на берегу «совершалось нечто роковое и страшное: люди продавали антихристу свои души». А Репин был доволен, что ему никто не мешал работать, а ещё он был счастлив оттого, что «Канин не вздумал сходить в баню или постричься, как бывало с некоторыми, приходившими подстриженными и побритыми до неузнаваемости»…
…Прошли годы. Многие исследователи творчества И. Е. Репина пытались отыскать дом Ивана Алексеева в селе Ширяеве (бывший Ширяев буерак), где летом 1870 года жил и работал великий художник. И лишь чуть более 30-ти лет тому назад ширяевская пенсионерка, бывшая учительница Александра Федоровна Португальская, человек необыкновенной энергии, проведя длительный поиск среди старожил села, пришла к выводу, что дом № 14 по Советской улице именно тот «репинский домик». Это был маленький бревенчатый домик в три окна, обращённых к Волге, стоявший почти у самого берега. Стены и постройки его обветшали, балки и бревна прогнили. Необходимо было восстановить вместе с домом всю усадьбу Алексеевых, как типичную поволжскую постройку середины XIX века, что поможет создать особую атмосферу, в которой жили и работали художники. Дом –музей был открыт 26 августа 1990 года. А первого сентября 2000 года Дом – музей И. Е.Репина посетил необычный гость, им был Президент России, оставивший в книге отзывов следующие слова: «С чувством удовлетворения, гордости и благодарности за Вашу работу по сохранению нашего национального достояния. В. В. Путин». Это был первый визит президента в провинциальный музей России.
III.
…Ночь. Закрываю глаза. Мне не спиться. Слышу, как ветер притронулся к соснам.
Ветви качнулись, и ёжики шишек сыпались вниз и по тенту палатки прыгали сонно.
А интересно, что там наверху? Видимо ветер рябит и морщинит
Зелёные волны могучих гор, только никак их не передвинет.
Мне не спиться, да и возможно ль уснуть, когда мысли от новых впечатлений
Теснятся и ищут выхода, сплетаясь в логическую цепочку.
Ветер судорожно вздохнул, и искорки костра взвились вверх.
Сижу, вспоминаю прошедший день… Мы проходили нефтяные вышки.
Они, вогнали в землю длинные хоботки. Звеня, крутились колесики качалок,
Они кланялись нам, словно вспомнив добрый русский обычай.
А сейчас, у костра, я слышал — дыхание этих гор, всплески волн,
Скрип вёсел, шаги бурлаков, их песни, и свист, и крики,
Треск падающих деревьев, переговоры пищалей,
Шум катящихся камней. Время прошло и теперь всё это
Смешалось и слышалось в шорохах листьев и веток…
Люди ходят по лесу, словно по залам музеев,
Где каменные львы, свои, разинув пасти, гуляют по ночам, им днём запрещено.
И где медведи лапы мохнатые сосут и спят, не отвлекаясь по этим мелочам.
Застыл, нависнув над водою, здесь юркой ящерицы юркой профиль,
И бродит чуть заметною тропой дуб – дедушка седой-седой.
Люди не верят в сказки напрасно, вот шевельнула горбами гора –
Верблюд спускается с постамента,
Видно на новую тысячу лет хочет пополнить свои запасы.
Я закрываю поспешно глаза. Я так боюсь, что все это неправда.
Слышу проходит рядом-рядом, слышу всплески воды и глотки.
Открою глаза лишь тогда, когда он напьётся и уйдет,
Заняв своё место у края обрыва.
Я не хочу нарушать эту сказку, я хочу, чтобы всё было именно так.
…Кто-то ходит в горы отдыхать, а я хожу думать.
Я смотрю лес, я слушаю лес, я вдыхаю лес и в это время я счастлив!
Нельзя полюбить Жигули только за их красоту,
Не зная их истории и событий, связанных с ними,
Не узнав хоть чуточку о людях, проживавших здесь.
Кто побывает в Жигулёвских горах всего один раз,
Тот скоро вновь захочет их видеть,
Потому что больше не сможет прожить
Без их огненных осенних листьев,
Без их голубых подснежников,
Без их соснового запаха,
Без близости Волги и дыма костра,
Поднимающего в небо песни…
Монастырская гора стоит на восточной окраине села Ширяева. Если идти от неё вдоль Волги по дороге из щебня, что проложена в те далекие времена, когда здесь на берегу добывали камень, то примерно километра через два справа появиться овраг с добрым названием – Козьи рожки. А, пройдя еще километра три, мы выйдем в долину Крестовой поляны, которая расположена в устье трёх оврагов: Бахчеевского, Крестового и Филипповского. На склонах видны следы прежних разработок Жигулевского известнякового завода, а также встречаются отдельные штольни, в холодном подземелье которых обитают летучие мыши. В глубине оврагов – заросли ежевики и малины. Но главная причина того, что мы сюда заглянули, это та, что здесь находиться гора, вертикальные скальные стены которой давно облюбовали для тренировок скалолазы и альпинисты. Когда-то, в далекой юности, и автор этих строк на отвесных склонах этой горы, делал свои первые шаги в освоении техники восхождения. Кстати, стало уже традицией ежегодно в майские праздники на своеобразном скалодроме проводить соревнования скалолазов Поволжья. Интересно название данной горы – «Верблюд-гора». Почему именно верблюд, спросите вы? А вы посмотрите на эту гору с восточной террасы Крестовой поляны, и все будет ясно. Над скальным уступом большим зелёным бугром поднимается горб, а обнажённая скала очень похожа на голову верблюда. Раньше это сходство было еще более выразительным: в очертании каменной головы угадывались характерный нос и отвислая губа. Правда, детали этой природной скульптуры позже отвалились. Подъём на вершину Верблюд-горы возможен как по западному, так и по восточному склону, хотя здесь он будет несколько сложнее и потребует соблюдение соответствующих мер безопасности. Зато, поднявшись на гору, перед вами откроется прекрасный вид на Жигулёвские ворота, Царев курган и волжские просторы.
…Жигули – единственная горная цепь на всем протяжении Волги. И долгое время без ответа оставались многие вопросы, связанные с ними. Почему на бескрайных просторах Великой Русской равнины над спокойной рекой высятся горы, как и когда они возникли? Учёным понадобились десятилетия, чтобы прочесть ответы на каменных страницах древних отложений той книги, которой триста миллионов лет. В то время на месте Жигулёвских гор шумели волны древних морей, они то отступали, то вновь заливали обширные пространства. Несколько миллионов лет назад, море, называемое Акчагыльским, последний раз побывало в районе Жигулей. Тогда на Земле происходили грандиозные перемещения земной коры, и на месте Жигулей постепенно возникла коленообразная складка. Причем, именно в это время также образовались горные хребты Альп и Кавказа. Академик А. П. Павлов установил, что именно по северному краю Жигулевских гор проходит главная тектоническая линия Жигулевской дислокации. В результате горообразовательных движений земной коры, южная часть Самарской Луки оказалось опущенной, а верхняя приподнятой. Собственно Жигулёвскими горами называют северный, наиболее высокий край Самарской Луки, круто обрывающийся к Волге. Горы тянутся более семидесяти километров, достигая наибольшей высоты 370,6 метра над уровнем моря. Кстати, когда-то Сокольи горы были единым массивом с Жигулями, и Волга протекала восточнее. Но, пробиваясь сквозь горные породы и размывая их в месте нынешних Жигулевских Ворот, наконец, прорвалась и, сокращая свой путь, потекла по новому руслу. И Царев курган – не что иное, как геологический останец Жигулей. А Волга подарила нам самое живописное место – Жигулёвские Ворота – самый узкий участок в своём среднем течении между Жигулёвскими и Сокольими горами. Прав был академик В. Н. Сухачов, говоря: «…Вряд ли во всей Средней России найдётся более интересная местность, чем Жигули. С ними в этом отношении могут конкурировать разве только такие горные окраинные местности, как Крым и Кавказ…»
В Жигулях моё начало,
И я в мыслях каждый день
Там, где лодки у причала
На воду бросают тень.
Там, где Волга провожает
Меня в гору и с горы,
Там, где осень разжигает
Разноцветные костры.
Там, где небо, скалы, сосны
И ещё — Верблюд-гора,
Там, где снег спадает поздно,
А уже ведь май – пора.
Там, где Молодцы – курганы,
Где течёт река — Уса,
Там, где волжских атаманов
Прятали в себе леса…
В Жигулях моё начало.
Что без них я делать буду?
Кто заменит птиц звучанье?
Кто нежнее их разбудит?
Где картошки нет прекрасней,
Где костёр лохматый – друг,
Где дорога расплеталась
На десятки троп вокруг.
Там, где нефтяные вышки
«Хоботками» смотрят вниз,
Там, где ЛЭП гораздо выше
Гор высоких поднялись.
Там, где ночью, тёмной ночью
Молчаливо бродит пень,
Но, а если он захочет –
Испугает даже в день.
…В Жигулях мое начало
И не спится мне с кровати,
Когда дождик, закачавшись,
Льется кстати и некстати.
Где прохладные туманы
По оврагам разбрелись,
И где сердце замирает,
Когда с кручи смотришь вниз.
Где земля прилипнет к кедам,
Где нельзя совсем идти,
Но препятствия и беды
Не изменят нам пути.
Где «обвязка», карабины
И холодный пот, порой,
Где отвага, дружба, сила
Нас поднимут над горой.
В Жигулях моё начало,
Где палаток паруса,
Где над волнами крик чаек
И где лес под небеса.
Там, где сосны – скалолазы,
Где берёзка – новичок,
Там, где не заметишь сразу
Ты подснежник – родничок.
Там, где Волга, там, где волны,
Там, где белый теплоход,
И туда, лишь день свободный,
Отправляюсь я в поход.
Если вдруг тебе ответят
На вопрос твой – «Дома нет!»,
Знай, меня ты можешь встретить
В этой сказочной стране.
Снова там рассвет встречаю,
На меня ты не ропщи.
В Жигулях мое начало!
В Жигулях меня ищи!
В процессе работы над повестью была использована справочная литература следующих авторов:
С. Е. Кузменко, М. Я. Толкача, Е. И. Медведева, В. И. Буганова, Л. И, Криволуцкой, Т. Тезиковой, а также произведения И. Е. Репина и А. П. Чапыгина.
Оставьте первый комментарий