Глава 15.
Сложно представить себе заботу партии и правительства о здоровье политических заключённых, но факт этот всё же имел место. В лагере, по воспоминаниям старожилов села, было разбито несколько клумб с цветами, а также действовал самодеятельный театр. Назвать это место обычным сталинским лагерем, наверное, нельзя. Да хотя бы потому, что жил он не только своей «зековской» рабочей жизнью, была в лагере и другая жизнь – творческая, как ни парадоксально это звучит. В клубе лагеря ставили настоящие спектакли. Ведь в самом лагере отсиживали свои сроки многие актёры, художники и вообще творческие люди. Отбывали здесь срок и особы духовного звания. В первых же письмах отца Иоанна с Гавриловой Поляны чувствуется его беспокойство и забота о близких. Он просит сообщить новый адрес сёстрам, Танечке и монахине Евгении, а также всем своим постоянным корреспондентам. И ещё одно обстоятельство волновало его – оставленные на Чёрной Речке книги. Да и новое место воспринималось как начало пути в заключение. Опять, опять предстояло привыкать к людям, начальству, режиму. И если погода и природные условия радовали прибывших с севера, то лагерный режим оказался такой же жёсткий и немилостивый, как на ОЛПе «Чёрный».
«Вот уже прошла целая неделя, как я нахожусь в совершенно иной жизненной обстановке, во многом резко отличающейся от предыдущей, которую часто вспоминаю. Здоров. Всё обстоит благополучно. Обмениваться письмами будем по-прежнему два раза в месяц: одно письмо Танечке, а другое – всем вам. Убедительно прошу посылок мне не присылать. 
Так надо и так будет…» Что за трудности диктуют такой тон писем, осталось тайной. Из кельи на двоих, пусть и лагерной, снова попасть в барак с его шумом и многолюдством и часто беспределом, но опять звучат его слова: «Слава Богу за всё, всё!» «На Волгу любуюсь ежедневно, конечно, издали. Впечатление от всего окружающего могло бы быть гораздо больше, если не препятствовало бы этому моё крайне слабое зрение. Но ничего. Надо всегда всем быть довольным и за всё благодарить Бога, милующего и утешающего нас». «Скорби, скорби! Когда же они кончатся или ослабнут? Но надо ли им кончаться? Не в них ли сокрыта тайна моего спасения? Опять пред взором спасительный Крест, и слышен голос: «Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмёт крест свой, и по Мне грядёт». Да, всё при мне. Спаситель со мной! А скорби и страдания земной жизни, они до конца, они и свидетельствуют о правильном пути, о пути, начертанном Христом. Господи, благослови! Иду дальше!»
Постепенно обживаясь в инвалидном лагере, отец Иоанн приступил и тут к негласному
духовничеству, и вскоре в письмах на волю зазвучали обычные просьбы: «Прошу прислать мне фотографии мамочки, лекарства… привезти с собой крестики и несколько маленьких иконок, а также совершить заочное отпевание умерших заключённых». Ко дню Ангела своим помощницам отец Иоанн посылает подарок, один на двоих. И такой же просит их переслать сестричке, «пусть она немного утешится, так как кроме нас почти никого не осталось, кто бы готов был с любовью порадовать её». Подходил к концу 1953 год. Именно в это время зазвучала в письмах отца Иоанна особенная забота и тревога о сестре и её тревога о нём. Они росли вместе, и их детская дружба не претерпела от времени изъяна, а переросла в трогательную заботу друг о друге и обоюдную любовь. Письма от сестры ежемесячно приносили ему весточки из Орла о родных и близких. Январские письма 1954 года несколько настораживали. «Дорогой наш братец! Шлём свой искренний привет с пожеланием всего наилучшего. Как здоровье, как зрение, а то мы беспокоимся. За полученное от 12 января письмо большое спасибо, за память и утешения. Этот день я чувствовала себя ничего, а вообще последнее время здоровье неважное. Вспоминаю про тебя, дорогой братец, часто, а в этот день особенно. Ухаживает за нами Маня (монахиня Евгения (Овчинникова), пошли Бог здоровья ей, пожила бы для нас. А то она тоже стала слабая и у неё плохое зрение. В нашем доме все стали слабые, больные, но говорят, умирать не хочется, будем ждать, пока возвратиться наш Батюшка. А так, конечно, путь неизбежный. Но что делать, будем надеяться на Господа. Погода стоит холодная, сильные морозы, но о нас не беспокойся, топливо есть, в квартире тепло. Нового пока ничего нет. Все родственники и знакомые шлют привет и желают всего наилучшего. Ещё раз шлём привет, крепко целуем, обнимаем своею любовью. Твои сёстры. За посланную от нас маленькую посылочку не обижайся, хочется послать».
Кроме отца Иоанна сюда в феврале следующего года был переведён из того же Каргопольского исправительно-трудового лагеря церковный писатель Анатолий Эммануилович Левитин-Краснов. На место умерших поступила новая партия – доживать здесь свой век. От Волги до лагеря руками заключённых была проложена дорога, вдоль которой тянулись лагерные захоронения. Для заключённых с севера было в этом лагере немаловажное преимущество – мягкий климат. В отношении питания приходилось приспосабливаться каждому самому. Писатель вспоминает в своей книге «Рук твоих жар» о лагере Гаврилова Поляна: «Через некоторое время перегнали нас всех на новый лагерный пункт, на Гаврилову Поляну. Это у Красной Глинки. Надо перебраться через Волгу, забраться на довольно высокую горку. Переехали мы туда в феврале. Река замёрзла. Перевозили нас через Волгу на грузовиках. Приехали. Своеобразное это место – Гаврилова Поляна. Место исключительно живописное, на возвышенности, вид на Волгу. Когда-то это было любимое место для пикников самарского губернского общества. Теперь здесь инвалидный лагерь… Огорожен забором с вышками. Деревянные бараки. Сюда посылают инвалидов абсолютно неработоспособных. Я попал сюда по своей старой каргопольской инвалидности, которую получил за уроки словесности «наследнику-цесаревичу» из санчасти. Две больницы; туберкулезники, блатные; один так называемый полустационар, где обитали эпилептики, кретины, старики под восемьдесят лет. В бараках инвалидных – тоже старики, по 58-й статье, выражаясь по-лагерному «доходяги». Лагерь заброшенный. Почти не кормят. Никаких удобств. Вскоре, как лагерный медицинский работник, я пристроился в туберкулезный стационар. Потом оттуда вышибли. После этого стал заведовать «полустационаром». Здесь много было религиозных людей – погрузился опять в духовную среду. Много колоритных типов. Прежде всего, духовенство.
Наибольшей популярностью пользовался среди заключённых отец Иоанн Крестьянкин. Человек по натуре весёлый, добродушный, несказанно мягкий, всё мирское ему чуждо. Он священник и инок с головы до пят. Этого достаточно и для прихожан, и для властей. Для прихожан – чтоб в короткое время стать одним из самых популярных священников в Москве; ну а для властей этого тоже вполне достаточно, чтобы арестовать человека и законопатить его на много лет в лагеря. Если представить себе человека, абсолютно чуждого какой бы то ни было политики и даже не представляющего себе, что это такое, — то это будет отец Иоанн Крестьянкин. В 1950 году он, действительно, был арестован. Обвинения, которые ему предъявлялись, были смехотворны даже для того времени. Так, по народной молве, ему ставилось в вину, что он на отпусте поминал Александра Невского святым благоверным князем. (Видимо, по мнению следователя, надо было назвать его – «товарищем»). Это было квалифицировано как «монархическая пропаганда».
«В лагере он возил на себе, впрягшись в санки, воду. Много молился. Всё лагерное население к нему сразу потянулось, для многих из них он стал тайным духовником. Начальство без конца его допекало и грозило тюрьмой. Приставили к нему специального наблюдателя – толстого здорового «придурка» из проворовавшихся хозяйственников. Запомнилась мне на всю жизнь почти символическая картина. Сидит на скамейке проворовавшийся хозяйственник, читает газету — он к тому же ещё культорг в бараке. А за его спиной по площадке, окаймлённой кустарником, бегает взад и вперёд отец Иоанн. Только я понимаю, в чём дело. Это отец Иоанн совершает молитву. Он близорукий. Глаза большие, проникновенные, глубокие. Несколько раз, приходя в барак, заставал его спящим. Во сне лицо дивно спокойное, безмятежное. Как ребёнок. Не верится, что это взрослый мужчина. Несколько раз, якобы гуляя с ним по лагерю, у него исповедовался. Чистый, хороший человек».
Сам отец Иоанн мало говорил о жестокой повседневности лагерной жизни и ещё меньше – о своём внутреннем состоянии. Осмысливая Божие определение о себе, он вспоминал, как на свободе мучился вопросом, возможно ли идти монашеским путём без путеводителя, не ограждённым от соблазнов мирской жизни, без вдохновляющего примера единодушных путников-богоискателей? «И теперь Господь ответил на этот вопрос: «Да, да, возможно! Иди за Мной, иди по водам житейского моря дерзновением веры, держась крепко за ризу Мою. Господь потребовал, чтобы я отринул в себе всякое представление о монашеском пути по примеру уже прошедших им. И принял путь, начертанный Его Божественным перстом».
«Весёлый человек» – таким многие воспринимали отца Иоанна, это его свойство поражало и обитателей лагеря на Гавриловой поляне и ОЛП «Чёрный»; как в таком месте и в таких тяжких обстоятельствах весёлость не умерла, не заглохла, но сквозь безнадёжный мрак надеждой высвечивалась для окружающих. «Весёлость! Не насмешка, а такое солнце внутри – всему улыбается, всему добро, всему свет. Весёлых людей очень мало, потому что мало чистых. Весёлость есть состояние «без греха». А прожить жизнь и не поддаться… Свет и весёлость ребенка ещё почти природа, свет мудреца и святого – подвиг и труд… без самоограничения нет силы, нет здоровья духа, а значит, нет весёлости. Аскетизм ведёт к весёлости», – пишет свои наблюдения о божиих людях один из русских писателей. Отец Иоанн пронёс это свойство души сквозь все невзгоды жизни и часто задавал молодёжи вопрос: «Почему вы не радуетесь, унываете и тяготитесь жизнью? Если бы мне Господь даровал к моим годам ещё столько же, я бы и тогда не устал жить и радоваться и Бога благодарить». И он не терял времени, жил наполнено и деятельно всегда и везде. Об источнике радости жизни он говорил так: «Я в трёх тюрьмах сидел. Глядя на меня, разве скажешь это? А всё прошло. Вспоминаешь как сон. До ареста служил на приходе в Москве. Всегда в подряснике ходил, только на лесоповале не смог, а так везде в нём. Шустрый был, ну и натерпелись блюстители порядка из-за меня, я везде в подряснике – в трамвае ли, по городу ли пешком. А время-то уже другое было, надо бы мне понять. Не понял! Они меня по этапу и направили. Уж чего я только не видел там! Чего только не претерпел! Всё, всякие грехи к сердцу прилагались, но совесть чиста. Как зато теперь хорошо! Если бы вы знали, как хорошо про всё это вспоминать и знать, что я совесть сохранил. От этого и на сердце легко и радостно!» Чистота души и совести – вот источник всякого блага для человека, зеницы его ока, воспринимающие радость Божьего мира.
Глава 16.
Через лагеря военнопленных на территории Куйбышевской области в 1944-1949 годах прошло до 100 тысяч солдат и офицеров вермахта. О немецких концлагерях, в которых в годы. Второй мировой войны содержались миллионы советских военнопленных, написано немало. Гораздо меньше – о лагерях для немецких солдат и офицеров, взятых в плен Красной армией. В начале Великой Отечественной войны советским войскам удавалось брать в плен совсем немного военнослужащих вермахта. Лишь после поражения германской армии под Сталинградом, счёт пленных 
пошёл уже на десятки и сотни тысяч. Тогда и было принято решение об использовании их в качестве рабочей силы при строительстве промышленных объектов в советском тылу. Под Куйбышевым, например, в 1944-1949 годах существовало четыре лагеря военнопленных. Первым открылся лагерь №234, затем появились лагеря №358, 399 и 400 (последний был вскоре закрыт как «неблагополучный»). Одновременно в этих лагерях содержались в среднем до 15 тысяч человек, а в общей сложности за шесть лет через них прошло около 100 тысяч. Кроме немцев здесь находились и солдаты других национальностей, воевавшие на стороне фашистской Германии. В частности, по состоянию на 8 апреля 1946 года в «куйбышевских» лагерях было 3313 венгров, а также 54 румына.
9 июля 1944 года из НКВД СССР в адрес начальника Управления особого строительства (УОС) Лепилова поступила телеграмма, в которой говорилось: «Для трудового использования вновь поступающих военнопленных приказом НКВД СССР утверждена организация на вашем предприятии лагеря военнопленных на 1500 человек…» Далее следовало указание подготовить помещения, кухни, пекарни, бани, лазарет и постельные принадлежности для приёма пленных. По распоряжению заместителя наркома НКВД Чернышова представители «Особстроя» из Куйбышева были командированы в Тамбов и Потьму (Мордовская АССР) «для отбора специалистов из числа военнопленных». Первые полторы тысячи пленных первоначально предполагалось использовать на разработках каменных карьеров в районе посёлка Красная Глинка, где условия работы и жизни были весьма суровыми. Но потом планы НКВД изменились, и первую партию немцев вместо Красной Глинки решено было разместить неподалёку от станции Кряж, где их предполагалось задействовать на строительстве Крекинг-завода в качестве слесарей, токарей и монтажников. Этих людей разместили рядом с железнодорожной станцией Кряж – на территории лагеря № 234. Первое лагерное отделение на 450 человек построили на Сухой Самарке. Здесь солдаты вермахта трудились над возведением нефтеперерабатывающего завода, сооружали водозабор и работали на лесопилке. Второй лагерный пункт на 300 человек был открыт в районе Сокского каменного карьера на Красной Глинке.
В дальнейшем из Куйбышева, из Особстроя, в Управление НКВД отправлялись и другие запросы на отбор пленных по определённым рабочим специальностям. В общей сложности во втором потоке в Куйбышев через некоторое время было завезено ещё 1800 пленных из Румынии и Венгрии, которые использовались не на строительстве вспомогательных сооружений НПЗ, а уже на возведении главных конструкций предприятия.
После открытия второго лагеря, в Москву из Куйбышева была отправлена бумага, в которой обосновывалась необходимость доведения числа военнопленных в куйбышевских лагерях до 3000 человек, а также говорилось об открытии ещё одного лагерного участка на 300 человек на Красной Глинке. С наступлением холодной осени 1944 года обнаружилось, что весенний рапорт руководства Безымянлага о полной готовности помещений для приёма военнопленных был не объективным. Из материалов проверок в столице узнали, что дислоцированные в Куйбышеве военнопленные не имеют тёплых бараков, приспособленных к зимним условиям, ни тёплой верхней одежды, ни тем более постельных принадлежностей. Вскоре из Москвы поступило жёсткое требование: для немцев построить соответствующие нашему климату бараки, обеспечить контингент питанием и тёплой одеждой.
Один из таких лагерей для военнопленных № 358 был организован на основании приказа НКВД СССР от 13 июня 1945 года на территории Самарской Луки. Его лаготделения дислоцировались в Сосново-Солонецком (ныне Ставропольском районе): в поселке Яблоневый Овраг – лаготделения №1 и №2, по 1000 человек в каждом; в посёлке Отважном (ныне – городе Жигулёвске) – лаготделение №3, на 1500 человек; в селе Александровке – лаготделение №4, в котором было 500 пленных; в селе Бахилова Поляна – лаготделение №5, с 1500 военнопленными; в посёлке Зольном – лаготделение №6, с 3000 человек. Численность военнопленных, содержащихся в лагере № 358, по состоянию на 20 июля 1945 года, составляла 8500 человек. В основном в 358-й лагерь военнопленные поступали из румынского города Фокшаны. До 1951 года, когда пленным разрешили вернуться на родину, бывшие солдаты третьего рейха занимались разработкой нефтяных месторождений и прокладкой нефтепровода. Но помимо этого заключённые ИТЛ ГУШосДора ГУЛАГа также построили дорогу от села Отважного – ныне города Жигулёвска до села Ширяево и участок федеральной трассы М-5 от Москвы до Сызрани и через всю Самарскую Луку.
Руководители предприятий и строек ценили военнопленных как рабочую силу, предпочитая другим категориям заключённых за более высокую квалификацию и способность к труду. Об этом свидетельствуют и многочисленные запросы из Особстроя Куйбышевской области в Управление по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР об увеличении численности военнопленных в куйбышевских лагерях.
Что касается вопроса о содержании военнопленных в советских лагерях, то Москва требовала создавать для них вполне терпимые условия, о чём свидетельствуют телеграммы, акты проверок, другие документы. Но выполнять всё это было непросто. Состояние этих лагерей регулярно проверялось работниками прокуратуры и санитарных служб. В протоколах было подробно расписано про отсутствие форточек, умывальников, мусорных ящиков. Проверяющие всё добросовестно фиксировали, но такие проверки мало что меняли в жизни пленных. В декабре 1945 года в одном из отделений лагеря № 358 создалось тяжёлое положение. Вот, например, протокол обследования одного из лагерных отделений в Яблоневом Овраге. «Военнопленные ежедневно ходили в лес за дровами, однако их хватало лишь для использования на кухне и в бане. Они не имели зачастую верхней тёплой одежды, постельных принадлежностей, спали на голых нарах. Естественно, всё это вызвало рост простудных заболеваний. Как правило, пленные размещались в деревянных бараках с печным отоплением, которые были оборудованы сплошными нарами. Бараки, в которых находились военнопленные, были не приспособлены для проживания в них людей в зимних условиях. Даже в отапливаемых помещениях среднесуточная температура показывает плюс три градуса, в остальных – минус восемь. Лазарета в этом отделении не было, и потому почечные больные также размещались в подобных условиях. 
Среди пленных было много поражённых кожными заболеваниями, а также страдающих крупозным воспалением лёгких. Вода на участок доставлялась на лошадях». Из Москвы поступило строгое предписание навести порядок, обеспечить тёплой одеждой и питанием. Что-то действительно сделали, но очередная прокурорская и врачебная проверки всё равно выявили много нарушений. Что касается питания военнопленных, то в фондах Государственного архива Самарской области сохранился расчёт потребности в продуктах для лагеря военнопленных № 358, расположенного в селе Отважном (Жигулёвске). Ежедневно на одного военнопленного там приходилось по 30 г мяса, 100 г рыбы, 60 г картофеля, 16 г сахара, 14 г подсолнечного масла или комбижира. Кроме этого, в меню входили: мука, макароны, крупы, лук, морковь, огурцы, томат-пюре, специи.
Конечно, данные нормы питания соответствовали лишь минимальным физиологическим потребностям здорового человека и зачастую не соблюдались, но в то же время, они практически не отличались от норм питания, установленных для обычных заключённых в СССР. 11 декабря 1947 года МВД СССР издало приказ № 0751, в котором были установлены новые нормы продовольственного снабжения военнопленных. В соответствии с ним военнопленным, занятым на тяжёлых физических работах, было разрешено увеличить выдачу хлеба на 100-200 г в сутки за счёт добавления в хлеб соевой муки. Практически по нормам этого приказа контингент военнопленных, включая осуждённых, питался вплоть до окончания пребывания в СССР. В послевоенные годы всё большее значение для улучшения питания военнопленных, выполняющих производственные нормы, играло денежное вознаграждение. За 1945 – 1949 годы такие работники получили в качестве денежного вознаграждения 1 миллиард 415 миллионов 339 тысяч рублей. Из них, в 1945 году – 105 миллионов 349 тысяч, в 1946 году – 348 миллионов 125 тысяч, в 1947 году – 317 миллионов 336 тысяч, в 1948 году – 378 миллионов 715 тысяч, за 9 месяцев 1949 года – 265 миллионов 874 тысяч рублей. В лагерях была создана специальная торговая сеть в виде ларьков и буфетов, в которых продавались 
различные сельскохозяйственные продукты, молочные, кондитерские и табачные изделия, хлеб. Трудовой день немецких военнопленных составлял 10 рабочих часов. Тот, кто выполнял от 80 до 100% нормы, получал по 7 рублей в месяц на приобретение предметов первой необходимости, а за перевыполнение установленных норм полагалось по 25 рублей в месяц. Начиная с июля 1945 года, военнопленным, содержащимся в лагерях МВД, была разрешена переписка с родственниками.
После издания секретного приказа МВД СССР № 0336 от 12 июня 1947 года, на базе ряда отдельных лагерных пунктов, до этого подчинявшихся УИТЛК по Куйбышевской области, создается Управление лагерей по строительству нефтеперерабатывающих заводов Куйбышевской области (Нефтестройлаг).
В результате интенсивной добычи нефти к 1949 году вокруг села Отважное вырос крупный рабочий посёлок нефтяников, в котором, согласно официальным данным, при широком использовании труда заключённых, было построено более 7 тысяч квадратных метров жилья, 28 километров асфальтовых дорог и тротуаров, открыты три школы, начато строительство стадиона. А в мае 1949 года, согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР, посёлок нефтяников и село Отважное объединились в одно территориальное образование – рабочий посёлок с названием Жигулёвск. 9 июня 1944 года, забил первый фонтан глубинной высококачественной девонской нефти в жигулёвском Яблоневом Овраге. Это была первая в СССР фонтанная скважина – до сих пор многочисленные (и крайне дорогостоящие) попытки бурения «на девон» результатов не давали. Нефть в Жигулях, изливающуюся на поверхность то тут, то там, местные жители издревле использовали для смазки колёс, вместо дёгтя и в качестве лекарства «от живота» – об этом писали ещё тот же Иван Лепёхин и Пётр Паллас. Девонскую же нефть открыли только в прошлом веке. Гипотезу о наличии промышленных запасов нефти в Поволжье, высказанную академиком И.М. Губкиным, 
подтвердили азербайджанские нефтяники, перебазированные сюда на освоение «нефтяной целины» в связи с угрозой оккупации Баку осенью 1942 года. Как вспоминают участники событий в Яблоневом Овраге, дело было нешуточное: или грудь в крестах, или голова в кустах. К счастью, случилось первое. Известно, что в строительстве нефтепромыслов и газобензинового завода в Жигулях участвовали ссыльные поволжские немцы, а затем военнопленные немцы, австрийцы, румыны, мадьяры, итальянцы. Так родилось «Второе Баку»: к 1958 году по добыче нефти Самарская область обошла собственно Баку и вышла на третье место в стране после Татарии и Башкирии. Первая девонская фонтанная скважина под № 41 имела «дебит» 212 тонн чистой нефти в сутки.
Вполне понятно, что в 1949 году правительство СССР уделяло самое пристальное внимание развитию нефтяной и нефтеперерабатывающей промышленности в Куйбышевской области. В первую очередь это было связано с открытием ряда новых богатейших залежей «чёрного золота» в нашем крае. Крупнейшим из них оказалось месторождение нефти «Стрельный овраг» с запасами в 5 миллионов тонн, открытое в апреле 1949 года неподалеку от уже действующего Зольненского месторождения. Почти сразу же было принято решение о расширении отдельного лагерного участка № 1, обеспечивающего нефтепромыслы рабочей силой. В 1950 году здесь уже работало от 550 до 600 заключённых. Со временем запасы жигулёвской нефти были исчерпаны.
Открытие нефти в Жигулях, создание нового нефтеносного района – «Второго Баку» – повлияло на развитие дорог и изменение их качества. Одна из таких нужных, когда-то, но малоизвестных дорог была построена на высоте более 300 метров, параллельно дороге, идущей вдоль берега Волги. Эта так называемая Гудронная дорога – «гудронка», построенная во время обустройства нефтепромысла в Жигулях немецкими военнопленными в начале 50-х годов.
Проложенная от Бахиловой Поляны по Малиновому долу, она выходит на Главный Жигулёвский хребет (здесь ответвляется тупиковая дорога в сторону Большой Бахиловой горы), через 6 километров ещё одно ответвление на Стрельную гору (перед Стрельной горой дорога раздваивается, образуя перекрёсток, в обе стороны она проложена на 700 метров и заканчивается тупиками). Далее дорога перекрещивается с дорогой, идущей из Зольного на Гудронный, проходит через Зольненский купол (бывший газобензиновый завод, а позже Зольненская газокопрессорная станция) и, мимо закрытой лесом самой высокой вершины Жигулей – горы Наблюдатель (381,2 метра), спускается серпантином в Молебный овраг. В настоящее время дорогой пользуются сотрудники заповедника. Правда, сама дорога, проложенная более 60-ти лет назад, начинает разрушаться, и в некоторых местах даже зарастать травой. (Еще недавно по ней проходил автобусный экскурсионный кольцевой маршрут Бахилова Поляна – Стрельная гора – Зольное – Бахилова Поляна).
В центре заповедника находилось урочище Гудронное. Из Зольного по Староотважненскому оврагу в заброшенный посёлок Гудронный, расположенный в Гудронном урочище, в 6-7 километрах от Зольного, на одноимённом плато Самарской Луки, идёт старая асфальтовая дорога. Здесь с 1871 года под руководством петербургского инженера А.И. Иордана была начата добыча битуминозных песчаников. Здесь же на Бахиловском битумном заводе братьев Воейковых выплавляли битум и гудрон для производства асфальта. На рынок поставлялись асфальтовые брикеты для твёрдого покрытия, выпускалась асфальтовая мастика. Асфальт был дешевле заграничного, по качеству считался лучшим в Европе. После революции заводы стали государственными. Когда гудрон стали получать как побочный продукт перегонки нефти, разработки стали нерентабельными, их в 1941 году законсервировали. А в посёлке сформировался лесопункт и стали проживать работники Жигулёвского леспромхоза, где напоминанием о прежнем некогда существовавшем промысле остались лишь так называемые гудронные озёра, образовавшиеся в заброшенных карьерах, да местные названия (посёлок Гудронный, Гудронное урочище, Гудронная улица). В посёлке было 30 домов, начальная школа, детский сад, клуб, магазин, кладбище, лесозавод. 1 Мая 1972 года Жигулёвский
исполком городского Совета депутатов трудящихся принял решение за № 137 «О переселении рабочих посёлка Гудронный в посёлок Южный и село Ширяево. К 1977 году всех жителей переселили. В верховьях Бобыль-оврага (восточная граница урочища) находится родник. В 1978 г. это урочище вошло в состав заповедника. На месте битумных карьеров сформировались водоемы. Некоторые из них имеют размеры 20 на 20 метров при глубине 1-2,5 метра. На Злачном озере, куда вываливались опилки, сформировалась сплавина, на которой поселились несколько видов ив, береза пушистая, осока, папоротник телиптерис болотный, несколько видов сфагнума. Озёра являются водопоем для животных, населяющих урочище: кабанов и лосей. Нередко происходят встречи с волками. Водоплавающие охотно селятся на озёрах и выводят потомство.
К началу 1950 года из мест лишения свободы в Куйбышевской области действовало 13 отдельных лагерных пунктов (ОЛП) системы Нефтестройлага. Их дислокация была следующей (численность заключённых указана по состоянию на 1 января 1950 года): ОЛП №1 – у села Гаврилова Поляна (лагерь для инвалидов, лесопилка и сапоговаляльное производство, численность – 2487 человек); ОЛП №2 – железнодорожная станция «Сортировочная» у посёлка Красная Глинка (погрузо-разгрузочные работы, карьер по добыче камня, швейное производство, численность – 1126 человек, из них 332 мужчины и 804 женщины); ОЛП №3 – у посёлка Кряж (Крекинг-производство и строительство нефтепровода Зольное – Кряж, численность – 3282 человека); ОЛП №4 – железнодорожная станция «Безымянка» (завод по производству кирпича, прочие контрагентские работы, численность – 2703 человека); ОЛП №5 – посёлок Кряж (швейное и мебельное производство, численность – 1570 человек); ОЛП № 6 – у посёлка Красная Глинка (лесозаготовка и лесопилка, численность – 1327 человек); ОЛП №7 – в Сызрани (нефтепереработка и строительство нефтепровода, численность – 1232 человека); Отдельный лагерный участок №1 – у посёлка Зольное (нефтепромысловые работы и строительство нефтепровода, численность – 582 человека); ОЛП №10 – посёлок Кряж 
(сельскохозяйственное производство, численность – 995 человек); ОЛП №11 – посёлок Киркомбинат (завод по производству кирпича, численность – 1224 человека); ОЛП №12 – село Новосемейкино (лагерь для больных и инвалидов, производство бумажной и деревянной тары, численность – 1123 человека); ОЛП №13 – железнодорожная станция «Новостройка» (строительство Крекинг-завода и подсобных объектов, численность – 2710 человек); ОЛП №15 – у посёлка Яблоневый овраг (нефтепромысловые работы, численность – 354 человека). Всего на 1 января 1950 года во всех исправительно-трудовых учреждениях Куйбышевской области содержалось 22517 заключённых, из них 15453 мужчины и 6766 женщин, а также 302 несовершеннолетних.
Возможности отдельных лагерных пунктов, участков и исправительно-трудовых колоний уже тогда находились на пределе, а после выхода в свет постановления правительства о начале строительства Куйбышевской ГЭС было решено использовать лагерную рабочую силу не на строительстве предприятий нефтехимии, а только лишь на объектах гидроузла. Основные работы на обеих площадках упомянутых выше предприятий нефтехимии начались лишь в 1955 году, когда уже умер И.В. Сталин, а затем арестован и расстрелян Л.П. Берия. После исторических решений ХХ съезда КПСС сама система обеспечения строящихся промышленных предприятий рабочей силой за счёт принудительного труда заключённых была признана порочной, и в итоге большинство заводских исправительно-трудовых лагерей стали быстрыми темпами ликвидироваться. Во второй половине 50-х годов на стройплощадках химических предприятий в Ставрополе в основном работали уже не лагерные узники, за которыми ещё несколько месяцев назад присматривала вооружённая охрана, а бывшие заключённые, недавно освободившиеся из лагерей. Многие из них к тому времени уже были официально реабилитированы.
Нельзя не сказать о том, что некоторые солдаты вермахта, даже оказавшись в плену, не оставили намерения и здесь «сражаться с противником». Так, в лагере № 234 агентурным путём была разоблачена
группа из 13 эсэсовцев, возглавляемая офицерами «чёрного ордена» Альбертом Долем и Гербертом Дутшке, ставившая своей ближайшей задачей совершение диверсий на Батракском асфальтовом заводе, организацию террористических актов над сотрудниками оперотдела лагеря и групповой вооружённый побег. Согласно разработанному плану, все участники «фашистского объединения» были разбиты на три группы. Первая – занималась подготовкой и совершением диверсионно-вредительских актов на асфальтовом заводе, элеваторе и в лагере. Вторая – должна была добыть оружие путём нападения и разоружения вахтёров и часовых перед побегом. Третья – приобретала гражданскую одежду и продукты. Эсэсовцы рассчитывали в момент бегства взорвать осветительную и телефонную сеть асфальтового завода, также помещение оперативной группы МВД. Взрывчатые вещества предполагалось достать на каменоломне, где работали некоторые члены группировки. Военный трибунал приговорил Доля и Дутшке к высшей мере наказания, а их «сподвижников» – к заключению в исправительно-трудовых лагерях на срок от 10 до 15 лет.
В заключение необходимо отметить, что многие солдаты и офицеры из разгромленных РККА в ходе Великой Отечественной армий навсегда остались в самарской земле. По некоторым данным, в области похоронили 3292 военнопленных. Немцев, умерших на Гавриловой поляне, хоронили за посёлком у подножия гор, там же, где и заключённых. Могилы представляли собой совсем неглубокие ямы, очень быстро заполнявшиеся водой (слишком близко расположены грунтовые воды). Зимой же ещё меньше копали, положив умершего в завёрнутую ткань и присыпав сверху землёй, так, что порой были видны тапочки на его ногах. Первые талые воды или дожди совсем оголяли тело. И сейчас по правую сторону от дороги на Подгоры видны холмы – братские могилы погибших в то страшное время…
Назад — Гаврилова поляна — главы 13 и 14 Далее — Гаврилова поляна — главы 17 и 18
Оставьте первый комментарий